На станции я был один.
Маглев тронулся, как только закрылись двери, и быстро полетел над путями — машинист словно пытался наверстать время, потраченное на остановку.
Я и сам не понимал, зачем вышел. Я не знал точно, где нахожусь. Я сел на скамейку рядом с урной и выбросил сломанный цветок. В букете оставалось ровно шесть роз — алых, едва распустившихся. Я осторожно проверил цветы. Потом вытащил суазор и открыл первое же уведомление. Экран на секунду закрасился черным, и включился новостной канал.
— …точных сведений, — зазвучал надрывный женский голос. — Правительство пока не сделало никаких официальных заявлений, однако к нам попала запись, снятая с одного из кораблей, участвовавших в операции.
На экране появилась голубая аура планеты, похожей на Землю; изображение тряслось, высоко над орбитой что–то ярко вспыхивало, ослепляя сенсоры корабля, и автоматический фокус камеры постоянно сбивался, из–за чего экран периодически заливало бессвязное цветастое марево, пока электроника наводила утраченную резкость. Призрачный горизонт плавно поднимался вверх; можно было подумать, что корабль, с которого ведется съемка, падает на планету — прямо в центр чудовищной бури, растянувшейся на сотни миль. Еще через секунду экран зарябил, изображение порвалось и распалось на бессвязные квадраты, а когда картинка восстановилась, я понял, что растущий над поверхностью планеты газовый гриб — это вовсе не ураган.
Земля?
Я вскочил на ноги. Только сейчас я заметил, что на станцию поднялись люди. Немолодая женщина испуганно взглянула на меня и тут же отвернулась, притворяясь, будто рассматривает уходящие вдаль пути. Небо было невозмутимо серым, без облаков, и даже ветер, из–за которого простудилась Лида, затих, настороженно выжидая чего–то.
Внизу послышался искаженный голос светофора, запрещающий переходить дорогу на красный свет, я вздрогнул, придя в себя после временного помутнения, и вновь развернул суазор.
— …только догадки, — говорила ведущая. — Мы не можем подтвердить того, что Венера подверглась массированному ядерному удару, однако на основе имеющихся данных наши специалисты предполагают, что показанный в видеофрагменте взрыв мог быть следствием падения на поверхность планеты крупного линейного корабля…
Суазор работал на полную громкость; люди, стоявшие на станции, пугливо косились в мою сторону. Пожилая женщина, прятавшая от меня глаза, прошептала что–то — мне послышалось «это неправда», — и поспешила к спуску на улицу, откуда доносился механический голос светофора.
— …об операции не были извещены… — надрывалась ведущая.
Я убавил звук.
— Также, по непроверенным данным, — приглушенно шептал суазор, — всего в нескольких миллионах километров от Земли были отмечены серьезные гравитационные возмущения, которые могло вызвать большое скопление кораблей. Впрочем, мы пока не смогли подтвердить или опровергнуть эту информацию. Известно, однако, и то, что двенадцать минут назад были отменены все коммерческие рейсы и на планете установлен негласный карантин.
— Это повтор, — сказал мужчина неподалеку. — Пока ничего нового. Но они точно не смогут добраться до Земли.
Я кивнул, хотя и не понимал, о чем он говорит.
— В настоящее время не известно, когда именно была санкционирована проведенная на Венере операция, — продолжала ведущая. — Все ее детали держались в строжайшем секрете, и произошедшее стало для нас…
Светофор под эстакадой предлагал всем желающим перейти на другую сторону улицы. Лампа на флагштоке над станцией часто замигала — приближался поезд.
— …трудно оценить, — доносилось из суазора, — последствия… будем держать вас…
Я свернул суазор, взял со скамейки букет и коробку конфет. Заговоривший со мной мужчина пренебрежительно взглянул на меня и отвернулся. Мне вдруг показалось, что прошло несколько часов и Лида уже перестала ждать. Розы завяли. Солнечный день подходит к концу, и в городе скоро станет темно, как в космическом пространстве.
По перрону заскользила быстрая угловатая тень — длинный состав подходил к станции. Суазор задрожал в кармане, но я прочитал сообщение лишь когда забрался в вагон.
«Ты слышал?» — написала Лида.
«Скоро приеду», — ответил я.
«Самое страшное, — написала Лида, — что я ни секунды не сомневалась в том, что именно так все и будет. В такие минуты понимаешь, насколько остальные твои «важные» дела на самом деле неважны. Представь, если они все–таки смогут пробиться к Земле? Все вокруг перестанет существовать через считаные секунды».
Все проблемы ничтожны. Смерть матери, отношения с Лидой. У меня затряслись руки.
«Даже конец света не сможет…» — начал писать я, но остановился.
Что не сможет?
Я вспомнил свой сон — когда огромный, похожий на перевернутую пирамиду корабль заходил на орбиту Земли, выплывая из мертвого сумрака, материализуясь из оглушительной пустоты вместе с истошными сигнальными огнями и черными дырами в многотонной броне.
Суазор завибрировал — пришло еще одно сообщение от Лиды: «Приезжай. Я жду».
И тут я представил, что до конца света остаются минуты — до того, как на орбите появится умирающий корабль, несущий сотни термоядерных ракет. Нужно проехать пять станций. Я даже не успею увидеть ее до того, как атомная буря захлестнет континент.
От станции я бежал, держа в одной руке подсказывающий мне направления суазор, а другой — прижимая к груди коробку конфет и растрепавшийся букет. Люди испуганно шарахались от меня, я случайно столкнулся с кем–то неподалеку от станции и чуть не упал, но даже не остановился, чтобы извиниться. Я пронесся через перекресток на красный, игнорируя механический голос, запрещавший идти. Меня чудом не сбила машина; я и сам поражаюсь, как умудрился не потеряться, когда лишь мельком смотрел в суазор.
Когда я звонил в дверь, то едва стоял на ногах.
Мне открыла Лида.
Она была в темном домашнем платье, похожем на траурное. Мы обнялись, едва я переступил через порог.
— Я успел, — прошептал я.
— Что? — спросила Лида.
Вместо ответа я ее поцеловал.
— Я тебя заражу, — тихо сказала она, отстраняясь.
Я по–прежнему держал в руке конфеты и букет.
— Это тебе, — сказал я.
Лида улыбнулась, взяла букет и склонилась
