Я зевнул в ответ. Мелькающий вид за окном действовал усыпляюще, солнце припекало, несмотря на ранний час, и я заснул, привалившись плечом к нагревшемуся стеклу.
Мне показалось, что Виктор растолкал меня буквально через минуту.
— Хватит дрыхнуть! — фыркнул он. — Приехали!
— Как?
Я моргнул и осмотрелся. Автобус стоял на широкой бетонной парковке — посреди мертвого, похожего на радиоактивную пустошь поля, — а служащие космодрома в невзрачной серой униформе руководили высадкой, выпуская всех из автобуса по одному.
Мы с Виктором встали в очередь.
— Ты какой–то сегодня никакой, — сказал Виктор. — Не спал, что ли, всю ночь опять?
— Вроде спал, — ответил я.
— Ладно! Поздно уже дергаться. Это ведь и правда не экзамен.
Когда мы вышли из автобуса, я остановился, мешая другим идти.
Поднялся ветер, и над выщербленным полотном парковки закружились маленькие смерчи из пыли. На секунду я представил, что островок из бетона, на котором стоит автобус, со всех сторон, на сотни километров, окружает ровная выжженная земля, бескровная пустыня, и только потом заметил горящую на солнце полосу дороги — где–то там, на обочине, я припарковал прокатную машину, когда мы с Лидой смотрели, как взлетают из пусковых шахт военные корабли.
Я вздохнул. Ветер нес в лицо колючую пыль, хотя небо было безоблачным и чистым, как в настоящей пустыне.
Виктор потянул меня за плечо.
— Пойдем! Тут и ослепнуть недолго.
Нас разместили в пустом и унылом зале — таком же, как накопитель в Тенешкино, с белыми стенами и хлипкими просиженными скамейками, — только без окон и с яркими лампами дневного света под потолком.
Нас было шестеро — именно столько операторов управляло большинством кораблей, — но мы до сих пор не знали, какая роль достанется каждому из нас. По идее, занятия должны были подготовить нас исполнять обязанности любого члена экипажа, однако, думаю, мало кто хотел тогда стать первым пилотом.
Нас сопровождал молодой преподаватель — лет двадцати пяти на вид, — который иногда подменял Тихонова на лабораторных.
— Наш корабль называется «Аэропа», — сказал он. — Это пассажирский корабль, который до недавнего времени совершал рейсы между Землей и… — Преподаватель на секунду замолк, чтобы перевести дыхание. — Но рейс мы совершать не будем, — он хихикнул, — как и выходить в открытый космос. Впрочем, вам все уже объясняли, ведь так?
В зале раздалось невразумительное мычание.
— Пока нам придется подождать. Все почти готово. Шахта, из которой будет производиться запуск, находится отсюда на расстоянии где–то двадцати километров, и мы…
— Мне казалось, тут будет куча военных, металлоискатели, обыск и все дела, — буркнул Виктор.
— Ты как будто разочарован, — удивился я.
— Да нет. Просто непонятно.
— Пока нас пустили только в ободранную комнату со скамейками. Посмотрим, что будет.
— Честно… — сказал Виктор. — Если честно, не верится, что мы выйдем в космос.
— Мне тоже, — сказал я.
Нас проводили в лифт, похожий на грузовой. На стенах, обшитых металлизированным пластиком, не было ни кнопок, ни цифрового табло — так что оставалось лишь гадать, насколько глубоко мы спускаемся. У меня заложило в ушах.
Из лифта мы вышли в такое же пустое помещение с белыми стенами и лампами на потолке, как и то, в котором только что находились. Нас встретили двое мужчин в серых комбинезонах. Девушек в группе не было, и нас всех отвели в одну раздевалку.
— Вещи оставляйте здесь, — сказал один из мужчин в комбинезонах. — Ничего, я повторяю, ничего с собой не брать. Особенно суазоры. В противном случае вы не пройдете через рамку и вас снимут с задания.
— Ну, вот, — шепнул я Виктору, — а ты беспокоился о проверке.
Виктор что–то пробурчал в ответ.
— Трусы–то хоть оставить можно? — пошутил кто–то.
— Можно, — недовольно ответил мужчина в комбинезоне. — Надевайте костюмы поверх нижнего белья.
Он вышел, и мы остались одни в тесном помещении с высокими шкафчиками, похожем на раздевалку у спортзала. Шкафчики открывались с помощью сканера отпечатков. Я быстро нашел свой и надавил большим пальцем на овальную панель. Дверца щелкнула и приоткрылась. Внутри, на хлипкой вешалке со скошенными плечами, висел серый комбинезон — такой же, как у встретивших нас мужчин.
Новая форма была не слишком похожа на ту, которую нас заставляли надевать во время тренировок в институте — ткань напоминала дешевую одноразовую синтетику и липла к телу. Я едва натянул комбинезон на себя. Грудь сжимало так сильно, что я с трудом дышал.
— Зачем все это? — пожаловался Виктор. — Мы там фигуры высшего пилотажа будем выполнять?
— Не жалеешь, что не перевелся? — попытался пошутить я, но Виктор в ответ лишь нахмурился и оттянул двумя пальцами сжимавший горло воротник.
Мы оделись и сели у шкафчиков, ожидая, когда за нами придут. Все молчали. Свет на потолке замерцал, как от перегрузки сети. Виктор посмотрел на мигающие лампы, поднял указательный палец и уже открыл рот, чтобы выдать какую–нибудь неуместную шутку, но промолчал, опустив голову, и вновь потянул за тугой облегающий воротник.
Действие успокоительных заканчивалось, и у меня затряслись руки.
— Дрожишь? — шепотом спросил Виктор, толкнув под ребра локтем.
Я уставился на него так, словно не мог узнать.
Вскоре за нами пришли. Те же двое мужчин — неотличимые в своих противоперегрузочных костюмах, с одинаковыми выражениями лиц. Можно было подумать, что их серые робы стирают все признаки индивидуальности.
Наши серые робы.
— Отлично, — сказал один из мужчин. — Надеюсь, вы все оставили? — и добавил, не дожидаясь ответа: — Пойдемте.
Мы вышли в туннель, похожий на закрытое полсотни лет назад московское метро. Стены,
