Я прикрыл глаза. Сердце налилось холодом и пропустило удар.
— Четвертый — на линию! — скомандовал один из провожатаев.
Послышался свист — такой издает рассекающая воздух свая, — и к платформе подкатила неказистая вагонетка с блестящими выпуклыми стеклами спереди и сзади. Двери раздвинулись. Я подумал, что именно так, наверное, и выглядели вагоны метро, пока подземку не залили бетоном, надеясь остановить обрушения.
Сидячих мест в вагоне не было. Мы встали, держась за поручни в стенах. Я — у лобового окна.
— Пошли! — громко сказал один из сопровождающих в переговорное устройство у дверей — со стороны казалось, что он кричит в стенку.
Вагонетка дернулась, стремительно набирая ход; я сжал дрожащими руками поручень, узкий воротник удавкой обхватил горло.
Мы бесшумно неслись на обморочной скорости, огни на стенах в туннеле с каждой секундой мелькали все чаще, пока не слились в сплошное марево из слепящего света.
Я закрыл глаза.
Через минуту вагонетка стала усиленно замедляться, и меня качнуло вперед так, что я чуть не ударился головой о лобовое стекло. Я уже различал проносящиеся мимо нас лазерные лампы в стенах — их раздражающее мелькание быстро сбавляло темп, пока вагонетка не замерла. Но даже после того, как мы встали у новой платформы, туннелю со сходящимися у потолка стенами не было видно конца.
— Перегрузки не хуже, чем при взлете, — сказал Виктор, когда мы вышли из вагона.
Нас проводили в очередной грузовой лифт без кнопок и циферблатов, который бесшумно взлетел вверх, как только закрылись двери. Я ждал, когда двое сопровождающих скажут что–нибудь напоследок — деловитое напутствие или полезный совет, но они молчали, уставившись в пустоту остекленевшими глазами, словно тоже перебрали успокоительных, как я.
Лифт остановился.
Мы оказались в сумрачном коридоре, наводившем на мысли о бомбоубежищах столетней давности. Света едва хватало, чтобы видеть, куда ты идешь. Коридор, подобно посадочному трапу самолета, вывел нас к открытому люку в пассажирский отсек «Аэропы». Я шел первым и остановился у проема, как у края отвесной пропасти, в которую нас собирались столкнуть.
Отсек походил на узкую металлическую капсулу — такую тесную, что внутри едва было можно дышать. На стенах висели закрепленные в круглых клетках кресла и лестницы — тонкие, будто сделанные для детей.
Я посмотрел вниз и чуть не оступился.
Отсек спускался метров на двадцать, а пол представлял собой огромный выпуклый люк с вентилем посередине. В этой пустой отверстой кишке было, наверное, около сотни кресел, висящих одно над другим так, что ноги рослого мужчины упирались бы в закрепленную под ними клетку.
— Спускайтесь по одному, — послышался голос за спиной. — На самый низ.
Я стоял у открытого проема. Кто–то толкнул меня в плечо, но я даже не обернулся.
— Поторопитесь. Времени у нас немного.
Я с трудом заставил себя сдвинуться, повернулся к проему спиной и, пригнувшись, осторожно свесил вниз правую ногу, нащупывая перекладину лестницы.
— Никто из вас не летал на таком? — раздался чей–то голос над головой. — Таких птичек обычно выводят на орбиту с небольшим ускорением. Перегрузки не будут превышать двух «же». Почти как при взлете пассажирского самолета. Первый класс практически.
Я спускался медленно, ноги постоянно соскальзывали со ступенек, а ладони взмокли от волнения. Дышать стало тяжело — я сам невольно убедил себя в том, что в отсеке не хватает воздуха.
Добравшись до самого дна, я встал на выпуклом люке и посмотрел вверх. Вслед за мной по лестнице спускался Виктор — так же, как и я, судорожно хватаясь за перекладины и время от времени бросая настороженный взгляд вниз.
Я забрался в ближайшую ко мне клетку и сел в кресло — жесткое и неудобное. За спинкой тут же что–то зажужжало, и меня крест–накрест обхватили тугие ремни. Я оказался намертво привязан к креслу.
Виктор спрыгнул с лестницы, пропустив последнюю перекладину, и чуть не упал, поскользнувшись на выпуклой поверхности люка. Он выставил в разные стороны руки и пошатнулся, испуганно покосившись на меня.
— Осторожнее, — сказал я.
Виктор поднял раскрытую ладонь — дескать, все под контролем.
— И как это работает? — спросил он, подойдя к соседней клетке.
— Просто залезай и все, — ответил я.
— Звучит действительно просто. — Виктор неуклюже протиснулся в кресло.
Через секунду он забавно вскрикнул, когда его обхватили ремни.
— Вот ведь черт! — выругался Виктор. — Предупредил бы хоть!
По лестнице спустился еще один наш сокурсник и молча залез в клетку над моей головой, едва не заехав мне по уху ботинком.
— Перегрузки как при взлете самолета, — напомнил нам Виктор. — А на черта тогда все это нужно? Костюмы эти?
— Полагается, наверное, — сказал я.
— Полагается, — передразнил меня Виктор. — У меня голова кругом идет. Сомневаюсь, что смогу сегодня сделать хоть что–нибудь полезное.
— Главная задача… — начал я.
В клетку залез еще один студент.
— Главная задача у нас на сегодня, — сказал я, — не упасть в обморок.
Кто–то рассмеялся. Виктор тоже потешно фыркнул, а потом откинул назад голову, закатил глаза и беспомощно открыл рот, изображая обморок.
Через пару минут все сидели в креслах, связанные тугими ремнями. Снпустя какое–то время — определить без суазора было невозможно — люк у нас над головой автоматически закрылся. В стенах загорелись красные огни.
— Начинается, — прошептал я.
По стенам отсека пробежала частая электрическая судорога, и где–то внизу возник гулкий утробный рев, пробиваясь через сотни метров высокопрочной стали.
— Что? Уже?! — выкрикнул кто–то.
— Уже, — сказал я, и в ту же секунду меня вжало в кресло.
