Это была не она. Анна нашла себе новую подругу.
В тот день я понял, что никогда ее больше не увижу.
Я окончил институт.
37
Я ходил на собеседования столько же раз, сколько смотрел с Лидой солнечное затмение в космическом театре. Как будто все эти цифры имели какое–то значение…
Ко мне относились дружелюбно и с вниманием, как к больному, которого недавно выписали из стационара, где он провел половину жизни. Я получил хороший средний балл на выпускных, догадался собрать рекомендации у учителей — Тихонов так и вовсе написал целый трактат о моих талантах, — однако в федеральном агентстве открытых позиций не было, а в международное меня не приглашали на собеседование.
Виктор остался на второй год, завалив выпускные экзамены, и завидовал даже этим бесплодным поискам работы, похожим на формальные встречи для выпускников технологического, которые устраивали в агентстве из вежливости, не имея ни желания, ни возможности заключить с кем–нибудь контракт. Виктор считал, мне повезло — ведь я хотя бы получил диплом.
И мне действительно повезло.
Я сидел дома, смотрел фильм о корабле, который отправлялся к Лейтене через туннель Красникова, намереваясь вернуться обратно спустя земной год — сквозь пространство и время, — когда мне позвонили.
Я открывал последнюю бутылку.
Голос был незнакомый, хриплый, как после простуды. Позвонивший деловито прокашлялся, а потом назвал меня по имени и отчеству.
— Да, — сказал я.
— Вы сможете подъехать к нам, скажем, завтра, часам к четырем? — спросил голос.
— Подъехать? — не понял я. — Извините, а… — Я удивленно посмотрел на экран суазора — вместо имени на нем отображался длинный номер сетевого абонента. — А с кем имею честь?
— Это вы меня извините! — рассмеялся голос. — Слишком много звонков сегодня. Федеральное агентство космонавтики. Вы к нам приходили, помните?
— Да, да, конечно! — Я вскочил со стула. — Завтра, в четыре? Могу! Когда вам будет удобно. Это еще одно собеседование?
— Да, нечто вроде, — ответил голос. — К сожалению, у нас произошла трагедия. Несчастный случай, погиб один из операторов, а рейс уже очень скоро. Мы сейчас рассматриваем различные варианты, а вы у нас в списках и…
Голос снова закашлялся.
— Скажите, — спросил я, — если не секрет, а сколько еще человек претендуют на эту позицию?
— Двенадцать.
Я рассмеялся.
— Извините? — насторожился голос. — Я сказал что–то смешное?
— Нет, нет, простите. Волнуюсь. Двенадцать. Это будет двенадцатое собеседование.
— Да, цифры. Они повсюду. Двенадцать собеседований, двенадцать претендентов. Так, значит, мы вас ждем?
— Разумеется. В четыре часа, завтра. Да.
Голос стал прощаться, но опять зашелся в кашле и отключился.
Почти минуту я стоял, уставившись в надпись на экране «разговор завершен», а потом вылил в раковину открытую бутылку пива.
36
Один шанс из двенадцати — лучше, чем один шанс из ста. Впрочем, это не слишком успокаивало.
Я не спал. Мне хотелось поговорить с кем–нибудь, но Лида как всегда была недоступна, а звонить Виктору я не решался.
Я был один.
Я пришел в агентство первым и ждал час, прежде чем меня пригласили зайти в комнату, где заседала комиссия. Комната была похожа на переговорную, оформленную в каком–то авангардном стиле. Светлые стены, длинный стол из оргстекла с голубоватой неоновой подсветкой, потолок с многоярусным карнизом, огромные вытянутые окна с синими тенями из жидких кристаллов.
Я сел в конце стола. Меня встретили два человека. Один — средних лет, лысый, с седеющей бородой, а другой — молодой и долговязый, похожий на атлета.
— Вы позволите? — спросил лысый. — Я бы начал с простого и, пожалуй, самого важного вопроса.
Он сжал правую руку в кулак и устало выдохнул — наверняка ему приходилось задавать этот важный вопрос сотый раз подряд.
— Почему? Обстановка в мире, как вы и сами прекрасно понимаете, не самая стабильная, количество рейсов резко сократилось, Венера в карантине. Не лучшее время для карьеры. Не говоря уже о сопутствующих рисках. Но вы приходите сюда в двенадцатый раз. Почему?
От волнения я сглотнул слюну.
— Вы знаете, — начал я, — скажу честно, последнее время многое в моей жизни изменилось. И на самом деле не только в моей. Все воспринимается иначе. И космос тоже. Я не мечтаю о головокружительной карьере и понимаю, что все куда сложнее теперь. Но это то, что я могу делать, и то, кем я себя вижу. И, по правде сказать, — я попытался улыбнуться, — мои корни здесь, на Земле, несколько ослабли. В общем, у меня такое чувство, что меня ничего и не связывает–то с Землей. Я понимаю, — поспешил добавить я, — это, наверное, не совсем то, что вы хотели услышать, но это правда.
Представители агентства переглянулись и ненадолго замолчали.
— Какой рейс? — нарушил тишину долговязый. — Пассажирский, грузовой?
— Грузовой, — ответил я.
— Почему?
— Думаю, прежде чем брать на себя ответственность за пассажиров, мне стоит поднабраться опыта.
Долговязый усмехнулся.
— А как насчет ответственности за экипаж? — вмешался лысый.
— Я готов ее нести. В меру должностных обязанностей оператора четвертого разряда.
— Вы всегда так прагматичны? — спросил лысый.
— Только на собеседовании, — ответил я и тут же смутился. — На самом деле я понимаю, что роль моя не столь значительна. У меня есть своя ответственность, у других операторов — своя. Я хочу работать в команде. И набираться опыта.
Лысый встал и принялся расхаживать вдоль стола, постукивая
