Подручные чужого командира дружно поддакнули. Разговор сбавил накал, поэтому бандиты уже не стояли столбами и не целились в Яниса всей толпой, а разбрелись по всему магазину. Один из них поднял с пола автомат юноши, другой взвалил на плечо пулемет Малыша, третий попытался снять с окровавленного трупа Левашова кобуру с пистолетом.
– А еще подствольники не хотели брать, – хмыкнул бандит. – А вы только гляньте на этого красавца. Душа так в рай понеслась, что разнесла в драбадан костяную клетку!
– Ну, я же вижу, малой, что зелен ты еще, – продолжал главный безбожник сквозь смех своих подчиненных. – Родился ты максимум за пару годков до Трындеца, так? А я вот за семнадцать. И давно понял, что жизнь-то на самом деле ни фига не такая, как эти крестопузые нам твердят. Еще до великой заварушки просек. А уж когда все в пыль разлетелось, так только полные лохи не прошаренными остались. Хотя я заметил, что пацан ты умный, но заставили тебя горбатиться на дядю в рясе. Ведь тебе самому вся эта лабуда нафиг не была нужна?
– Не-а, – замотал головой Ян.
– Во-о-от. Ну и скажи мне, разве станет добрый христианин проливать кровь чужую? Не станет. А вы вон сколько мужиков хороших положили. Ради не пойми чего. Мне бы тебя, малой, подвесить за твои собственные кишки прямо щас. Но я же вижу – ты только шестерка. А всему виной эти ваши святоши – старые хрычи, считающие вас за тупых свиней. Разве нет?
– Это так. Мне просто приказали пойти, и я пошел, – подтвердил юноша, видя широченную ухмылку на покрытом болячками лице. – Но, честно, сам бы я ни за что не полез к вам. Что я, дурак, что ли? Да будь моя воля, я бы выгнал самих святых отцов на прогулку в этот гребанный мороз, если им так охота эти побрякушки искать!
– Знаешь, а ты мне нравишься, братух, – произнес бородач, – и я реально тебя отпущу. Только дай нам икону, и мы тебя не трогаем. Слово настоящего человека!
У Яна похолодело внутри. Эта гнида издевается над ним, опускает Яна его же словами и действиями. Это никакое не проявление благородства, это казнь, самая настоящая и очень жестокая! Отдать им икону – значит потерять даже призрачный шанс на спасение детей. Самому отдать, чтобы быть полностью раздавленным морально. Но и не отдать нельзя. Если не пристрелят, то что-нибудь отрежут и оставят умирать в одиночестве. Как уже бывало с христианами не раз…
И тут в голове у Яна созрел план. Дикий, но дающий какую-никакую надежду.
– Хорошо, – ответил Ян. – Я отдам ее вам.
И направился к нужной груде с тряпьем, заметив, как Малыш еле-еле шевельнулся. Господи, он еще жив? Если так, то прости, пожалуйста, друг. Но иначе уже нельзя…
На свет появился завернутый в тряпицу прямоугольный предмет. Затем ветошь отлетела в сторону, и глазам людей предстала прекрасно сохранившаяся икона целителя Пантелеймона. Святой великомученик глядел на мир ясным, пронзительным взором. Казалось, он вот-вот оживет и скажет что-нибудь собравшимся в этом помещении…
– Ну и урод, – скривился один из бандитов, – получше нарисовать не могли, что ли?
– Кудряшки дебильные, – подхватил другой.
– А ну, тихо! – прорычал бородач, успокаивая заголосивших подопечных, – ставь ее на подоконник, пацан, и отойди. Живо!
Когда юноша выполнил просьбу, бородач заглянул своими черными маслянистыми глазками прямо ему в глаза и вполголоса, растягивая слова, произнес:
– Знаешь, все мы до Трындеца поклонялись всякой ерунде. Кто мазне всякой, кто мониторам или экранам, кто бумажкам хрустящим, кто цацкам, а кто крестам или там полумесяцам. Из-за этого мы забыли, что главное в жизни-то – люди! Люди, а не всякий хлам! И выжить человечество сможет, только если перестанет возводить этот хлам в культ! Нужно лечиться от этой хурмы, братух. Вот так.
С этими словами безбожник нажал два спусковых крючка на своем дробовике. Громыхнул двойной выстрел, и икона разлетелась на мелкие щепки. Ян, оцепенев, безучастно наблюдал, как в воздухе кружится древесная пыль, как бандит опускает оружие и, все так же улыбаясь гнилыми зубами, говорит ему:
– Теперь ты свободен, братух. Если фишку просек, сделай это и с другими идолами в своем бомбаре. И приходи к нам. Вместе мы обустроим эту засранную планетку заново!
– А у вас есть печеньки? – внезапно для самого себя хихикнул Ян.
– А ты реально сечешь фишку, малой, – хмыкнул бородач и со всей дури хлопнул Яниса по плечу. – У тебя есть все шансы протрезветь. Ладно, звиняй, нам топать пора. Пушечку твою мы заберем. Понимаю, жалко, но надо же как-то отплатить за пролитую кровь наших ребят, верно? И рюкзачок свой сними. А то тяжелый он больно, а до дома тебе далеко, надорвешься. Отлично. Не, ножик тебе оставим. Нельзя же совсем безоружным шастать по улицам.
Безбожники суетились, собирая добытые трофеи. И совсем не видели улыбки на скрытых респиратором губах Яниса. Глупые, никчемные людишки. Вы возомнили себя самыми совершенными созданиями на земле. Отринули все Божьи заповеди, прикрываясь показной разумностью и добротой. Вы так яростно отрицаете Господа, что невольно становитесь теми, кто больше всего в него верит. И хоть глядите на него с другого ракурса, с иной точки зрения, но все равно верите. И отчаянно пытаетесь убрать его, заменить чем-то иным вроде «чистого разума», но постоянно терпите фиаско, поэтому срываете свою злобу и отчаяние на христианах. Придет время, и, пожирая друг друга, вы поймете, что остались совсем одни в этом мире. Что вы все, по отдельности и все вместе взятые – пустые, наполненные желчью и злобой сосуды, в которых не осталось уже ничего человеческого. Но никто вам не поможет. И каяться уже будет поздно. А вера, настоящая, истинная вера, не нуждается в чем-то материальном…
Но Ян думал молча, а безбожники кичились своим превосходством, хохотали и трясли новыми идолами – огнестрельным оружием. Затем они один за другим вышли из магазина.
И наступила тишина, оглушающая и давящая.
– Прости, друг… – тихо произнес Ян, оборачиваясь к Малышу, – знаешь, я сам не хотел, но… – и тут юноша осекся, потому что громила стоял на коленях, а в руке у него был зажат нацеленный на ходока пистолет.
Боже, откуда он его взял?! Раздался хлопок, и пуля, пролетев где-то в метре от Яниса, срикошетила от стены в тело иссохшего бедолаги. Парень бросился на пол, но новых выстрелов не последовало. Малыш, походу,
