- Нет. Это - Daimler DB18 Drophead Coupe 1939 года выпуска, - равнодушно бросил он в мою сторону.
- Невероятно! - воскликнул я.
- Последнее слово техники у нацистов, - с нотками презрения в голосе сказал Черчилль. – Сей аппарат оснащён шести цилиндровым рядным мотором объемом 2,5 литра и мощностью 70 лошадиных сил.
- Маловато. Максимальная скорость?
- Максимальная скорость, Джордж?
- 122 километра в час, разгон до 80 километров в час занимает у него 17,9 секунды.
- Скверно, - не оценил технику я, вспомнив о Porsche Panamera жены. - Впрочем, для ретро автомобилей - весьма неплохо.
- Ретро? - почему-то удивился Джордж. - Вы слышите, мистер Уинстон, сэр? Он называет новинку ретро, а в ней не прочь прокатиться половина молодых повес Лондона и треть членов Палаты лордов. Хм, ретро…
- Мне стоило больших трудов заполучить этот Даймлер, - проворчал человек с заднего сиденья, обдавая нас с Джорджем дымом сигары.
Он наклонился, стряхнул пепел через щель приоткрытого окна и снова сунул сигару в пухлые губы.
- Столько шума было в парламенте. Эти выскочки из провинций с пеной у рта доказывали, что для премьер-министра не патриотично передвигаться на машинах врага. Интересно, чтобы они говорили, если бы я ездил на роскошном Rolls-Royce Phantom III, который так любит наш любезный король Георг. Будто, Уинстон Леонард Спенсер-Черчилль - герцог Мальборо не может себе позволить маленькую слабость - любовь к надёжным немецким машинам, - ворчал человек, облачённый в нелепую шинель.
- Смею заметить, сэр. Исключительно ради справедливости, - почтительно прервал Черчилля Джордж. - Наш британский Aston Martin Seater Sports 1937 года очень даже не плох.
- Никто и не спорит. Британская промышленность не раз удивляла мир. Разве не чудо техники пулемёт Хайрема Стивенса Максима? А ведь он изобрёл это оружие ещё в 1883 году. Ха, подумать только, разные пацифисты требовали запретить использование пулемёта. Негуманное орудие убийства, видите ли. А по мне, так пусть лучше будет пулемёт Максима, чем отравляющие газы, которыми немцы травили наших доблестных британских солдат во время битвы на Марне1...
Хозяин шинели замолчал и чиркнул спичкой. Я оглянулся. Пламя осветило капризно изогнутые толстые губы и кончик новой, внушительно длинной сигары.
Пользуясь паузой в его ворчании, я наклонился к Джорджу.
- О каком короле Георге шла речь?
1Марнское сражение - крупное сражение между немецкими и англо-франко-американскими войсками, состоявшееся 15 июля - 5 августа 1918 года вблизи реки Марна в ходе Первой мировой войны.
- О британском короле. О ком же ещё? Эй, парень! Вижу - тебе сегодня досталось. Голова не болит? Надо бы показать его врачу, сэр!
- Ничего. Вот и Даунинг-стрит. Сейчас нальём молодому человеку коньяка, потом напоим чаем, и голова посыльного придёт в норму, - сзади меня раздался кашель и возглас: - Чёрт! Новая дыра на сукне сиденья. Проклятые сигары.
Между тем автомобиль миновал какие-то металлические заборы, пару величественных зданий, свернул налево, миновал ворота, где маячили под дождём фигуры двух полицейских, и высветил фарами длинное кирпичное здание. Джордж нажал на тормоза, остановил Даймлер возле широкой двери. Её тут же кто-то открыл изнутри. Человек, которого называли Черчиллем, толкнул спинку моего сиденья. Мне пришлось выскочить наружу, человек с сигарой в зубах последовал за мной. Процессию замыкал Джордж. Мой взгляд заметил табличку, прикреплённую на стене.
"10 Downing street", - прочёл я.
"Чёрт! Надо же... Нет, не может быть. Что это - снова сон или мистификация? – спрашивал я себя, чувствуя затылком, что Джордж едва не наступает мне на пятки. - А, может, в Лондоне проходит карнавал, типа Венецианского, а я об этом не знаю и поддался искусному розыгрышу", - мне захотелось проткнуть кирпичную стенку рукой, полагая, что постройка виртуальная или бутафорская, но я едва не сломал фалангу указательного пальца. – Нет, кладка настоящая. Вон и швы. Интересно, чем закончится этот театр абсурда?"
Мы проследовали в холл, освещённый слабым пламенем ламп, и мне показалось, что это были всё те же газовые горелки, которые я уже видел в лавке древностей. Дверь за нами закрылась, но я не решился оглянуться, чтобы посмотреть, кто открывает замки. Мои глаза с изумлением рассматривали картины в дорогих багетных рамах, фотографии, инкрустацию деревянной отделки стен и ковровые дорожки, на которых присутствовал замысловатый узор в виде вензелей и маленьких львов. Внутренние помещения на Даунинг-стрит пахли тополиными почками, табаком и мистикой.
У двери, перед портьерами, украшенными тяжёлыми кистями, нас встретил человек, одетый в строгий чёрный костюм и белые перчатки.
- Добрый вечер, сэр, - поздоровался он с Черчиллем. - Добрый вечер, капитан Рипли. Здравствуйте, мистер...? - повернулся он ко мне.
- Зовите меня Макс, - торопливо сказал я, отметив про себя, что Джордж имеет воинское звание капитана, а его фамилия - Рипли.
- Добрый вечер, мистер Макс. Сэр? - Глаза человека, чьи руки были обтянуты перчатками, снова уставились на Черчилля. – Вам что-нибудь нужно, сэр?
- Дружище Хьюго. Сделайте нам чаю и принесите в кабинет коньяк и три бокала. Хорошо бы ещё перекусить.
- Слуги отпущены до утра, но я посмотрю, что можно сделать, сэр, - сказал человек в чёрном костюме, слегка наклонив голову.
Он распахнул перед нами дверь и удалился, вышагивая, словно, у него в позвоночнике сидел штырь. Ему попытался перейти дорогу огромный пушистый кот, но Хьюго отодвинул животное ногой и исчез за поворотом коридора.
- А-а, - обрадовался Черчилль.
Он нагнулся, поднял кота на руки и повернул мордой ко мне.
- Каков? Перед вами - главный мышелов Даунинг-стрит. Прошу любить и жаловать.
Коту не понравилась такая фамильярность. Он выгнул спину, тихо фыркнул и спрыгнул на пол.
- Итак, мистер Макс, - Черчилль вынул изо рта потухшую сигару, положил её на край массивной бронзовой пепельницы, украшающей широкий письменный стол, снял шинель и бросил её поверх спинки кресла, нашедшего своё место в углу просторной комнаты.
- За каким чёртом ваше начальство послало вас ко мне с этой трубкой, на ночь глядя?
Я решил поддержать весь этот спектакль.
- Кто знает, мистер Черчилль. Альфред Данхилл на всё имеет собственное мнение.
- Узнаю старину Альфреда, - улыбнулся Черчилль, занимая широкое мягкое кресло возле письменного стола. – Мистер Данхилл всегда был и остаётся слишком экстравагантным джентльменом, чтобы следовать логике. Но изделия его хороши, - Черчилль снова достал трубку
