Я не стал спрашивать, кто такой этот Монтроз, справедливо полагая, что этот человек - один из вождей шотландских кланов.
"Четыреста тысяч фунтов", - моя рука старательно выводила буквы на шершавой толстой бумаге, а Джойс тем временем продолжал напрягать свою память:
- Но Лондон - ещё не вся Англия. Многие лорды и простые фермеры оказались не готовы ограничить власть короля, не смотря на все его интриги, предательство интересов Британии и попытки вернуть англичан в лоно католической церкви. Упрямство и высокомерие Карла, которому предлагали оставить народу ряд привилегий, и который отказался подчиниться Палате общин, разозлил нашу армию и, в первую очередь, Кромвеля. Он решил, что Карл и монархия должны умереть ради нашей свободы, во имя укрепления веры, во имя права всех граждан самим определять свою судьбу. 30 января 1649 года Карл I был казнен, монархия пала и наступило время республики...
- Значит, наступил мир? - спросил я.
- Мир? - удивился Джойс. - Тогда зачем мы все тут собрались, набираем рекрутов, муштруем вас, учим стрелять из мушкетов, орудовать пиками и мечами?
- Не знаю, сэр.
1Монтроз Джеймс Грэм, 5-й граф (с 1626 г.) и 1-й маркиз Монтроз (с 1644 г.) - выдающийся шотландский полководец, командующий войсками короля Карла I в период гражданской войны в Шотландии 1644-1646 годов.
- То-то. Многие лорды, пользуясь хаосом, не желают отдавать йоменам часть земель отнятых у короля и его сторонников. Флот парализован мятежами. Ирландия снова вооружается, собираясь посадить на трон Англии сына казнённого Карла. Что, по-твоему, должен делать Кромвель?
- Вести переговоры. Худой мир лучше доброй ссоры.
- Твой отец, наверное, был священником, - засмеялся Джойс. - Нельзя спокойно жить в своём доме и читать библию, когда враги-католики стоят у ворот и угрожают перебить нас - последователей Кальвина, отдав наших детей в лапы папских епископов. Кромвель решил разобраться с варварами-ирландцами раз и навсегда. Он намеревается отобрать у них главное - землю...
- Ни одна земля не стоит того, чтобы уложить в неё десятки тысяч убитых сыновей Англии. Всё, чем они будут владеть после войны – это ямы размером метр на два, - жёстко сказал я.
На моё счастье снова, как и вчера, пропел десять нот лагерный рожок. Джойс с любопытством смотрел на меня, пристукивал ногой, отбивая интервалы вдоха трубача, и кивал головой.
- А ты – странный парень. Впрочем, на сегодня - всё, - офицер свернул бумаги в трубочку и сунул вместе с пером в походный сундучок. - Продолжим завтра.
Но, ни завтра, ни послезавтра корпеть над бумагами больше не пришлось. Среди ночи раздался звук барабана. Сержанты подняли новобранцев ударами палок. Впереди строящихся шеренг появился священник, зазвучали слова псалмов, потом нам выдали мечи и пики, повсюду стали зажигаться факелы, заскрипели колёса, послышалось ржание лошадей, появились офицеры, грузились повозки. Полк построился в походную колонну и покинул лагерь. Когда Солнце взошло, я увидел, что к нам, маршируя по обочинам, присоединяются другие отряды. Вскоре колонну обогнала кавалерия с пиками, притороченными к сёдлам. Полк превратился в целую армию, которая двигалась на северо-восток.
Я шёл вместе с остальными солдатами, тупо подчиняясь обстоятельствам, уже не думая о том, страшный ли это сон или - реальный кошмар, вызванный необъяснимым сдвигом во времени. На плечах красовалась полинявшая дырявая куртка, бывшая когда-то красной, грязную голову со спутанными волосами венчал ржавый шлем, на поясе висел тяжёлый меч, а плечо оттягивала длинная пика. Каждый день усталость валила с ног, и я засыпал там, где в лучшие времена даже не присел бы отдохнуть. Это были грязные лачуги крестьян, разорённые войной постоялые дворы, разрушенные церкви и монастыри, сараи, где только что находились овцы, которых тут же резали, а туши солили в бочках и грузили на телеги. На десятый день похода, когда мой организм привык к тяжёлым нагрузкам, мы вышли к морю. Только там - в огромном лагере, окружённом повозками и рвом, офицеры дали солдатам небольшую передышку. Полноценным отдыхом это назвать было трудно потому, что муштра продолжалась. Разбившись на пары, мы сражались друг с другом деревянными палками, учились атаковать и отходить, сохраняя строй, нас обучали встречать кавалерию залпами мушкетов и ударами пик. Моё тело окрепло, на нём не осталось ни капли жира. Я спал без сновидений, вставал по первому крику трубы, привык к рутине солдатской жизни и старался не думать о той сытой беспечности, которую у меня отняли часовщик и офицер Джонс. Прошлая жизнь в будущем теперь казалась мне призрачным миражом, своего рода туманом, похожим на тот, который по утрам поднимался над морем.
Третий день в прибрежном лагере закончился удивительным зрелищем. В гавани началась суета, забегали сержанты, снова заскрипели повозки, большими группами куда-то спешили солдаты, таща на себе мешки и корзины.
- Началось, - тихо сказал Питер. - Посмотри на море.
Я взглянул в сторону узкого залива, где сгрудились большие суда и длинные приземистые лодки, похожие на галеры. Между ними и берегом сновали шлюпки, гружённые оружием, тюками и ящиками. Отдельно на мелководье качались на волнах две широкие шхуны с высокими бортами и опущенными в носовой части трапами. К ним голые солдаты, ступая по грудь в воде, подводили лошадей, а матросы, сделав из канатов петли, помогали втаскивать животных наверх. Наш полк уже в темноте перевезли на лодках на три парусных судна, давно готовых поднять якоря. Невзирая на позднее время, все корабли, маневрируя и выстраиваясь клином, вышли в открытое море.
Качка не давала мне уснуть, и я стоял на носу старой ветхой посудины, поглядывая на фонари и чёрные силуэты разномастных судов, тащивших на буксирах по несколько больших шлюпок. Эскадра шла под парусами, выстроившись в две линии, справа и слева от двухпалубного флагмана. На рассвете я увидел впереди сначала тёмное пятно, а через полчаса Солнце окрасило в бордовый цвет высокие скалы, узкий галечный пляж и хижины рыбацкой деревни, где слабый ветер приподнимал и опускал сети, развешанные на жердях. Удалось даже разглядеть город в двух милях слева внушительного вида крепостные стены и башни.
- Ирландия, Дублин, - сказал матрос, поправляя кольца каната, привязанного к якорю.
Корабли один за другим выстраивались вдоль берега, и матросы подводили под борта шлюпки. Со стороны скал раздался мушкетный выстрел, потом другой. На гальку выскочили два десятка верховых. Люди сошли на землю, установили рогатки, поставили на
