Я выхватил меч и рванулся к подонкам, но Питер поймал меня за край куртки и потащил прочь.
- Остынь. Убьют под горячую руку.
- Сволочи, - шептал я, едва переставляя ноги. - У меня дома осталась жена! А если бы её вот так? - перед моими глазами всплыло лицо Надин.
Мне начало казаться, что это её в горящем доме насилуют мерзавцы в красных линялых мундирах. Стало трудно дышать, кружилась голова.
- Опять ты за своё. Ничего такого с твоей красоткой не случится, - раздражённо прошипел мне в ухо Питер и рванул меня за рукав в сторону.
Мы пошли дальше к центру города. На мостовой, прямо в сточных канавах лежали целые горы мёртвых тел. Отдельно от них валялось оружие, которое перебирали и сортировали несколько солдат из нашего полка.
- Что здесь случилось? - спросил Питер, подходя ближе.
- Гарнизон замка, - сказал один из солдат, показывая на убитых. - Они сдались, но Кромвель приказал всех перебить.
Меня вырвало. Я опустился на корточки, нагнул голову, а когда выпрямился, непонятно откуда прилетевшая стрела с глухим хрустом пронзила моё правое плечо. Падая, я увидел, как Питер рванулся к церкви, с крыши которой всё гуще падал чёрный дождь.
- Арбалетчики! Засада! - услышал я чей-то вопль.
А затем, меня подняли и куда-то понесли. Тем не менее, затуманенное от боли сознание отмечало: звуки голосов, треск разрезаемой ткани, скрип и толчки, будто моё бренное тело трясло на ухабах и кочках плохой дороги. Затем я почувствовал, что острое лезвие проникает в моё плечо и задохнулся от собственного крика, проваливаясь в темноту.
Несколько раз, но по ощущениям значительно позже того времени, когда стрела пронзило плечо, я приходил в себя, чувствуя гнилостный запах, исходящий от раны и снова мозг отключался, лишь изредка даря что-то похожее на лихорадочный бред и новую боль при перевязках. Не знаю, сколько дней меня держали в лазарете. Возможно месяц или два.
Моё возвращение к нормальной жизни, если можно назвать нормальной жизнь солдата на войне, оказалось мучительным и постепенным. Оно произошло на корабле. Плечо болело, но чья-то рука грубо приподняла мою голову и поднесла ко рту деревянный ковш. Я почувствовал вкус воды, разбавленной солидной порцией эля. Следующие дни прошли, словно меня опустили в густой вязкий кисель. Парусиновую койку, подвешенную в трюме, где теперь обреталось моё грешное тело, качало. Сознание находилось между сном и туманной явью. Потом движения маятника прекратились, меня снова подняли, а затем понесли по шаткому трапу сначала на землю, но, в конце концов, уложили на телегу. Колёса заскрипели так сильно, что я попытался заткнуть уши. Приглушить сверлящие мозг звуки не удалось, но с удивлением я заметил, что боль в плече стала меньше, а мир при дневном свете выглядит не так уж плохо. Под головой лежал вещевой мешок, откуда выглядывал край старой одежды, которую мне в начале службы Кромвелю поменяли на красную куртку и холщовые штаны. Повернув голову набок, я осмотрел плечо и заметил повязку из чистых полос плотной ткани. У меня получилось опереться на локти и приподняться. Боль ещё оставалась, но уже не такая сильная, и я решил, что войны с меня довольно, и мне нужно подумать о бегстве и более надёжном убежище.
Удобный случай представился через неделю, когда обоз с ранеными оказался на набережной реки, и кто-то сказал, что мы - в Лондоне. К этому времени повязку сняли, и я без устали массировал свежий шрам, стараясь разрабатывать руку.
Телега остановилась ночью на одной из пустынных улиц перед большим длинным, освещённым несколькими факелами, домом. Я схватил свой мешок, соскользнул на землю и растворился в темноте. Переодеться в старую, привычную, не пропахшую кровью и потом одежду заняло не больше двух минут. Ткань пиджака немного отдавала плесенью, но меня это не волновало. На улицах Лондона запахи были ещё хуже. В сточных канавах плавали отбросы и дерьмо.
В глубинах мешка оказался и переплёт молитвенника, который всучил мне торговец из лавки древностей. Я сунул свою драгоценность под одежду и двинулся по грязной мостовой, стараясь держаться в тени домов. Мои шаги звучали глухо на утоптанной многими подошвами влажной земле. Добравшись до перекрёстка и совершенно не соображая, куда идти дальше, я завертел головой и при свете Луны увидел крест, венчающий высокий шпиль храма. Резко запахло печным дымом. Решение забраться в церковь, пришло неожиданно.
"Там, по крайней мере, тепло, и можно заснуть. Деревянные скамейки тверды, но это лучше, чем шляться в одиночку по ночному городу", - сказал я сам себе и пошёл по направлению к дому божьему. Неожиданно сзади послышался топот лошадиных копыт. Я, не оглядываясь и не убыстряя шага, посторонился и тут же ощутил боль в затылке и услышал звон. Момент падения на мостовую прошёл мимо моего сознания, потому что оно отключилось, и, лишь, спустя какое-то время вернулось вместе с ощущением тошноты. Тело раскачивалось, а в бок впивалось что-то твёрдое, похожее на обрубок дерева. Мне не хотелось открывать глаза, но неизвестность и покачивание всё больше пугали. Я приоткрыл веки и увидел брусчатку улицы, копыта лошади и чьи-то грязные сапоги, от которых сильно воняло. Запах показался настолько крепким и острым, что мне даже не хотелось его квалифицировать. Но, чтобы окончательно прийти в себя, я всё-таки разложил «благоухание» по полочкам.
"Гнилая кожа, лошадиный пот, навоз и старое сено, - определил я. - Господи, да меня перекинули через седло и везут, словно мешок с картошкой!"
Боль в затылке побудила меня тихо застонать, но голос, прозвучавший сверху, заставил закрыть рот и прислушаться.
- Не понимаю, за каким чёртом нам нужен этот француз?
- А ты уверен, что он француз?
- Кто ещё может так одеваться? Едва увидев его странные башмаки и серый дуплет1, я сразу подумал, что он один из тех шпионов, которых полно в Эдинбурге и Лондоне. Французский король всё ещё надеется посадить на трон Шотландии или Англии одного из своих родственников, заключив брачный союз с кланом Стюартов.
- Тогда нам нужен этот парень. Отвезём его Монку. Палачи генерала умеют развязывать языки и, если этот француз знает столько же, насколько выглядит его костюм, мы получим награду и попробуем освободить из Тауэра графа Эглинтона2. Или мы не из клана Монтгомери?
- Э, позвольте, господа, - прохрипел я, по
