- Во имя Отца и Сына, и Святого Духа, - закричал я, выхватывая из-за пазухи свою книгу и поднимая её над головой.
Штык остановился в сантиметре от моего горла.
- Гляди-ка? Священник! - воскликнул солдат и присел на корточки. - Ты чего тут делаешь?
- Н-н-не знаю, - заикаясь, тихо сказал я.
- А ну, пойдём, - здоровяк схватил меня за шиворот, поднял на ноги, легко вытолкнул из траншеи и выпрыгнул сам. - Пошли, пошли, - сказал он, оглядываясь.
Я тоже обернулся и увидел, как перед второй линии траншей тесными рядами выстроились красные мундиры. Прозвучала команда, и англичане подняли ружья, явно собираясь стрелять нам в спины.
В голове, которую я машинально, словно черепаха, втянул в плечи, мелькнула мысль:
"Зачем всё это, зачем меня занесло к проклятому часовщику, где он, по сути дела, торгует смертью? За каким чёртом нужны эти кровавые приключения, от которых меня уже тошнит. Почему моей заднице не сиделось в лондонском уютном гостиничном номере или спокойно не гулялось по городу?
- Торопись, падре, - приклад американца воткнулся мне между лопаток.
Я ускорил шаг, а потом, побежал, подняв вверх руки с зажатой в них книгой.
Носки моих башмаков цеплялись за обломки ружей, оторванные ноги, потерянные шапки. Подошвы стали скользить на крови и втоптанных в грязь трупах. Слушая свист пуль над головой, я на бегу стал машинально считать, то ли свои шаги, то ли количество убитых, попадающихся на пути. Уже потом, когда всё закончилось, и я оказался в траншеях американцев, в моей памяти по неизвестной причине осталась цифра - триста пятьдесят два. А пока вокруг с глухим стуком, поднимая фонтаны пыли, в землю впивались свинцовые осы, постанывая, словно сожалея, что не могут воткнуть свои жала в моё тело. Но, наверное, не зря существует поговорка: "Ещё не вечер". Сзади послышался болезненный крик. Я оглянулся. Мой конвоир застыл на месте с открытым ртом и удивлёнными глазами. Потом его лицо перекосила гримаса, он выпустил из рук ружье, схватился двумя руками за живот, его ноги подкосились, и он упал ничком. От неожиданности я остановился и присел. Потом, мысленно ругая себя за такой дурацкий поступок, лёг на землю и подполз к солдату.
- Что, скажи? Ты ранен?
- Вроде того, - прохрипел парень, зажимая ладонью бок. Сквозь его пальцы проступала кровь, и он громко принялся стонать
Я встал на колени, схватил в одну руку ружьё и нагнулся над солдатом.
- Берись за шею?
Парень уставился на меня и закусил губы.
- Хватайся, кому говорят? - заорал я и рванул солдата за отворот мундира к себе. - Ну же!
Американец обхватил мою шею, а я, помогая себе ружьём, с трудом встал на ноги и потащил на себе солдата.
- Переставляй ноги, мать твою! - мой голос сорвался на высокой ноте.
Я злился на себя, на тяжёлого увальня, повисшего на моей шее, на англичан, которые пытались отбить бастионы, на французов, стрелявших в ответ, на весь белый свет, сошедший с ума от ярости и желания убивать. Когда мы с моим конвоиром свалились в траншеи американцев, я задыхался от усталости, порохового дыма и пыли, набившейся в рот. Песок скрипел на зубах, слюна была настолько густой, что мне не удавалось сплюнуть эту вязкую массу с кислым привкусом железа. Горло пересохло. К тому же, в левый глаз попала земля, и я почти ничего не видел. А потом плечи внезапно освободились от тяжести, моё тело подняли, кто-то сунул мне в руки какую-то оловянную штуковину, наполненную водой. Я прислонился спиной к стенке траншеи, сначала прополоскал рот, и, отдышавшись, стал жадно пить.
- Молодец! Храбрый парень!
Тяжёлые ладони хлопали меня по плечам. Кто-то поднял с земли ружьё, которое я уронил и прислонил возле меня.
Я огляделся вокруг. Над раненым американцем уже склонились люди, снимая с него одежду и разрезая серую от пыли и пота рубашку. По траншее в нашу сторону шёл человек, на голове которого красовалась высокая шляпа в виде панамы с серебряным галуном. Похожий головной убор я видел на картинах, которые изображали Наполеона. За человеком следовала группа людей, одетых, кто в куртку из вывернутой наизнанку кожи, кто - в сюртук из плотной, окрашенной в бордовый цвет парусины, кто в синие линялые длинные плащи, полы которых разлетались в стороны при быстром шаге.
- Что сбились в кучу, будто овцы? Мало вам английских пуль? Ждёте пушечного залпа?
- Господин генерал, сэр! - солдат, который сказал, что я храбрый, выпрямился. - Сэмюэля Смита ранили, когда он вёл к нашим траншеям вот этого англичанина, - солдат указал на меня.
- Шпион?
- Не похоже, сэр. Парень вытащил Смита из-под огня и тащил на себе до наших позиций.
- Обыскали?
- Не успели, сэр.
- Так, сделайте это. Шпионы способны на любую хитрость.
Сильные руки подняли меня на ноги и стали шарить в карманах, под одеждой, за пазухой.
- Вот, сэр!
Владельцу наполеоновской шляпы подали мою книгу молитв и пулю.
- Протестант?
- Капеллан английской армии, господин генерал, - поспешил ответить я. – Вернее, капеллан отряда морской пехоты. Насильно взят в армию, когда вербовщики напоили меня до бессознательного состояния.
- Вот, как? - улыбнулся генерал. - А пуля вам зачем?
- Талисман.
- Предрассудки, - сказал генерал, бросил свинец на землю и втоптал каблуком сапога в грязь. - На вас - странная одежда. Не видел такой.
- Обычная одежда клирика из Оксфорда или Кембриджа, - пояснил я, сожалея о пуле, которую считал билетом в будущее, а
