Матрос плюнул на шеврон, сунул его в карман моей рубашки и поднял глаза на Чудновского.
- Слушаю. Чего?
- Возьмите группу солдат, обойдите Зимний со стороны Дворцовой набережной, посмотрите - есть ли там укрепления, и стоят ли казаки.
- Сделаю, - моряк развернулся через левое плечо и принялся отбирать людей в свой отряд.
Я услышал громкие приказы и ворчание солдат. Мне стало ясно, что пока делегация восставших будет вести переговоры, в Зимний дворец по-тихому войдут с тыла люди Трофима.
- Мне кажется - это подло, - не удержался я, обращаясь к представителю Реввоенкома.
- Что именно?
- Вот так – предательски, с чёрного хода. Вы будете вешать лапшу на уши защитникам дворца, а в это время Трофим... Грязная игра, недостойная идеалов революции.
- Ах, вы об этом, - покровительственно улыбнулся Чудновский. - Революция - вообще грязное дело. Глупо делать её чистыми руками. Так вы идёте?
- Иду, - тихо сказал я, оглядываясь на людей, которые с недовольным видом прислушивались к нашему разговору.
Чудновский кивнул сначала мне, а потом - одному из вооружённых рабочих. Тот достал из-за голенища сапога белый флаг, и мы втроём двинулись вдоль ограды сквера, оставляя позади огни костров.
"Адмиралтейская улица" - прочитал я табличку на одном из домов.
Чудновский, шёл молча, кивая многочисленным патрулям, прятавшимся от ветра в подворотнях. Во дворах я замечал группы людей, сидящих вокруг всё тех же пылающих костров. Кое-кто, в основном это были матросы, подбегал к Чудновскому, и он коротко отдавал им приказания. Узкий проезд вывел нас к огромной площади, в глубине которой темнело огромное длинное пятно Зимнего дворца. Мне сунули в руки белый флаг и приказали поднять его над головой.
"Если это сон, то не такой уж он и страшный", - мысленно подбадривал я себя, чувствуя всей кожей, что за нашей маленькой делегацией, дефилирующей под белым флагом, внимательно наблюдают со всех сторон. - Где-то я уже видел эту брусчатку, костры, брустверы из мешков, кованые ворота, дворец... Ах да. В старых кинофильмах про революцию семнадцатого года".
Несколько выстрелов со стороны дворца разорвали плотный, холодный воздух в тот момент, когда мы были на полпути к кованым воротам и груде мешков. Я растерянно завертел головой. Ноги стали ватными. Они отказывались идти дальше. Комиссар, прикрываясь моей фигурой, толкнул меня вперёд, а рабочий, выхватив из моей дрожащей руки флаг, закричал, размахивая белым полотнищем:
- Не стреляйте. Мы - делегация.
- Какая ещё к чёрту делегация? - тонкий женский голос звучал издалека настороженно, враждебно и зло. - Стоять на месте! Руки - держать над головой!
- Мадемуазель! - Чудновский поднял голову над моим плечом. - Мы - парламентёры из Полевого штаба Военно-революционного комитета.
- Стойте там, где стоите! Сейчас доложу офицеру.
Наступила тишина. В ста метрах впереди чёрно-зелёной массой перегораживало площадь массивное здание Зимнего дворца. Перед главными воротами возвышалась баррикада, составленная из мешков, над которыми едва виднелись козырьки фуражек, колпаки шапок и дула винтовок с примкнутыми штыками. Где-то слева невидимо и звонко бухала о раму раскачиваемая ветром открытая форточка. Неожиданно на фоне баррикад возникла фигура. Она быстро приближалась, расставив в стороны руки. В правом кулаке человек нёс фонарь, где за стеклом из стороны в сторону метался язычок огня. В левой руке блестела острой молнией штыка винтовка.
- Господа! Юнкер Киселёв, честь имею. Мне приказано обыскать вас и проводить к подполковнику Ананьину.
- Это вы прислали мне записку с приглашением на переговоры о сдаче? - спросил юнкера Чудновский.
- Моё личное приглашение здесь не причём. Я выполнял решение комитета юнкеров Ораниенбаумской школы.
- Забоялись барчуки, - шепнул мне в ухо рабочий, наблюдая, как обыскивали нашего комиссара.
- Снять бы ремень, да надрать им жопы.
Я промолчал, встретившись взглядом с глазами парня, одетого в серую шинель. Сшитая не по росту, она была подпоясана кожаным ремнём, на котором висели подсумки для патронов. Юнкер с любопытством смотрел на меня, на пятна крови, портившими вид моей шинели, на ботинки с острыми носами и на брюки чёрного английского твида с тонкими продольными белыми полосками.
- Вы - офицер? - спросил он, ставя фонарь на камни мостовой.
- Почти, - ответил Чудновский, оттесняя меня локтем. - Мы - безоружны. Проводите нас к командиру.
Юнкер дулом винтовки отстранил нашего комиссара и обыскал рабочего.
- Вот теперь можно идти, - кивнул нам юноша, поднял фонарь и сделал им круг над головой.
Мы гуськом последовали за юнкером, прошли через узкий проход в баррикаде и оказались прямо перед воротами. В тусклом свете нескольких факелов виднелась высокая арка, ведущая в полумрак. Я огляделся по сторонам и увидел нескольких солдат маленького роста, стоящих по обе стороны арки. Чуть дальше сидели на патронных ящиках ещё десяток тёмных фигур с винтовками, ложа которых удерживались сжатыми коленями. На головах у солдат серели папахи. Свет фонаря юнкера Киселёва упал на высокую стеклянную дверь, которая тут же приоткрылась. Чей-то голос произнёс:
- Заходите. Осторожно, здесь - ступени.
- Не могли свет включить? - проворчал Чудновский.
- Вы же сами захватили электростанцию и оставили Зимний без света, - парировал тот же голос.
- Разве у вас нет дизельных генераторов или иных резервных источников электроэнергии? - наивно спросил я.
- Смотри – какой умный. Мало ли, что у нас есть. Дайте свет! - теперь голос звучал в тоне приказа.
Довольно яркое сияние залило комнату. Я зажмурился, а когда открыл глаза, то увидел высокого офицера средних лет, голову которого венчала фуражка с кокардой и узким козырьком. Фигуру, облачённую в серо-зелёную гимнастёрку, перепоясывал ремень, масляно блестела узкая портупея. На левом боку висела сабля, на правом чернела кобура. На плечах отсвечивали золотым шитьём погоны с двумя полосками и тремя серебряными звёздочками на золотых полях. Глаза офицера задержались сначала на Чудновском, а потом внимательно с ног до головы осмотрели меня. Рабочего он даже не удостоил вниманием. Я огляделся вокруг и понял, что мы находимся в караульном помещении. По центру большой просторной комнаты стоял длинный деревянный стол. На столешнице валялась ветошь, и чернели пятна от масла. Вдоль стен располагались лавки и деревянные сооружения, похожие на вешалки. Там
