- Ты дерзок, Максимид и непочтителен, - голос Перикла звучал глухо. Было видно, что он едва сдерживает гнев. - Но я прощаю тебя потому, что ты гость и неплохо разбираешься в военном деле. Но не произноси этих крамольных речей прилюдно. Память о царе Леониде и зверствах персов на земле Эллады ещё свежа в памяти греков. А историю, действительно, пишут победители, - стратег разгладил пальцами морщины на лбу. - Народ должен помнить своих героев и подражать им в мужестве и отваге.
- Понимаю, - виновато сказал я, примирительно улыбаясь.
Весь остальной путь до моря мы проделали в молчании. Миновав несколько вилл, где возле каждой я заметил греков пирующих в тени деревьев, оставив за спиной окраины Афин, мы оказались на берегу узкой бухты, укрытой от ветра и волн высокими скалами. Галечный пляж белел строительными лесами и остовами строящихся триер. Люди, словно маленькие букашки, суетились вокруг корпусов длинных и узких посудин, работая топорами, подтаскивая толстые доски, брёвна, стуча молотками, вырезая форштевни и кормовые части кораблей. Прямо на нашем пути стояла группа людей, закрывая спинами какое-то действо. Заметив Перикла, они расступились, и я увидел длинные, грубо сколоченные скамьи, на которых лежали привязанными два десятка окровавленных, стонущих людей, тела которых едва прикрывали короткие туники. Над ними нависали высокие широкоплечие мужики, сжимая в руках палки. Чуть в стороне виднелась пирамида, составленная из шести трупов. Босые ноги выглядывали из-под ветвей кипариса.
Стратег взял правее, обходя всю эту группу людей. Мне бы тоже следовало пройти мимо, но глаза человека, распятого на бревне, заставили меня остановиться.
- Это что? - спросил я громко, хватая Перикла за плащ.
- Обычное дело, - сказал он, останавливаясь. - Наказывают нерадивых рабов.
- Рабов? И это в стране победившей демократии?
- Я же сказал. Обычное дело.
- Но так не должно быть. Здесь – явное нарушение прав человека!
Мой мозг переклинило, разум кричал, что я сошёл с ума, лезу не в своё дело, что сейчас последуют неприятности, но упрямство, глупое чувство жалости и жажды справедливости, присущие, наверное, только русским, не позволили мне закрыть рот.
- Где ты видишь людей? - ко мне подскочил Геродот. - Это - варвары, пленные. Персы, мидийцы, парфяне...
- Значит, с ними можно обращаться, как с животными?
- Они и есть животные, назначение которых - работать, приумножая богатство и могущество Афин. Разве Атлантида не создана трудом рабов? Кто тогда рыл каналы между островами?
- Вы же сами говорите, что Атлантиду создал Посейдон?
Геродот опешил от такой наглости, а я продолжал свои глупые речи:
- Добровольное объединение свободных людей, где жизнь каждого человека - величайшая ценность, вот, что такое демократия в понимании атлантов. Труд из-под палки, по принуждению - малоэффективен. Вы поймёте это в будущем, но будет поздно. Элладу ждут тяжёлые времена.
Тишина, последовавшая за этими словами, испугала даже меня. Перикл, в своём длинном плаще, замер и стал похож на соляной столб, Геродот застыл на месте с открытым ртом, гоплиты испуганно переводили взгляды с моей особы на стратега. В радиусе двухсот метров рабы бросили работу. Затих даже стук топоров на ближайших триерах.
- Тебе дано видеть будущее? - медленно и, будто бы, чего-то опасаясь, спросил Перикл.
- Не сомневайтесь, - храбро ответил я.
- Иди за мной! - стратег круто развернулся на пятках и пошёл дальше.
Геродот, в который раз, толкнул меня в спину.
Через сотню шагов мы оказались возле большого шатра. У поднятого полога стояли два гоплита, опираясь на копья. Перикл вошёл, пропустил меня, и полог отрезал нас от остального мира. Геродот едва успел проскочить внутрь. Задняя часть шатра оказалась без стены. С холма открывалась панорама моря. На столах валялись куски пергамента с чертежами отдельных частей триер, глиняные таблички с записями, стилосы, куски парусины.
Стратег сел на деревянную скамью и показал мне на табурет рядом.
- Итак. Если тебе открыто будущее, скажи, что будет с Афинами?
Чувствуя себя загнанным в угол, я почесал затылок, вспоминая курс истории Древней Греции из школьной программы.
- Значит, по порядку. В период твоего правления Афины достигнут небывалого могущества и станут самым мощным полисом Эллады, этакой движущей и направляющей силой греческого союза городов.
- Ты хорошо начал, Максимид, но не пытайся льстить Афинам. Моё терпение не беспредельно. Могу вызвать палача, и тогда время твоей жизни будет сочтено. Как тебе такое будущее?
Я закусил удила.
- Ох, уж это время! А где же справедливый суд? Впрочем, продолжаю. То, что вы услышали, всего лишь, начало. Дальше станет ещё интересней. Признайтесь. Вы окончательно победили персов?
Перикл отрицательно покачал головой.
- Мы заставили Ксеркса отступить. Он ушёл в Азию, но его армия по-прежнему сильна, а царство велико и могущественно.
- Хорошо. А кто сейчас правит Македонией?
- Варвар. Царь Пердикка из династии Аргеадов.
- Тогда, слушайте. Уже через сто лет царём Македонии станет некто Александр из той же династии. Его назовут Великим и, знаете, почему?
Перикл тыльной стороной ладони вытер пот со лба, но промолчал.
- Отец Александра - Филипп подчинит своей власти всю Элладу, включая Афины. Ваше прекрасное здание демократии рухнет, словно храм, сложенный из... Из... Глиняных табличек, - я поднялся, взял со стола эти приспособления для письма и с силой бросил на землю. Глина раскололась на мелкие куски.
- Александру достанется в наследство от Филиппа сильная армия, флот, фаланга ветеранов, закалённых в битвах, а заодно и вся Греция.
- Он возьмёт штурмом Афины? - голос Перикла был едва слышим.
- Афины сами принесут ему ключи от города на тарелочке с голубой каёмочкой. В каждом из греческих полисов будут стоять гарнизоны македонян. Но и это ещё не всё.
- Продолжай, - попросил Геродот. Он сидел, открыв рот, и не сводил с меня глаз.
- Единственная хорошая весть из будущего для эллинов, Перикл, та, что Александр переправится через Геллеспонт, завоюет всю Азию и отомстит персам за все унижения, которые претерпели греки от персидских царей.
- О, боги! - воскликнул стратег. - Неужели это случится?
Я несколько растерялся, не зная, чего больше в возгласе Перикла - радости или отчаянья.
- Но и это
