– Мне тогда лет пять было, – рассказывал Филька. – Гулял я, значит, здесь, во дворе, а папа иногда в окно выглядывал – смотрел за мной... Зима была, снег – липкий, и я большой такой снежок сделал, подошёл поближе к дому и стал поджидать, когда же он опять выглянет... И только он появился в окне – я со всего размаху заехал снежком по стеклу, аж всё задребезжало. Отец выскочил на улицу без пальто, я ему говорю: «Хорошо я бахнул, да?» А он смеётся: «Спасибо, что дом не снёс!»
Старики посмеялись, и Леонид Константинович предупредил сына:
– Ты не пристращайся к выпивке. Выпил с нами – и хватит. А то привыкнешь так... Думаешь, твоей жене это понравится? Тут же из дома выгонит.
– Ещё как выгонит, – улыбнулся Филька.
На него алкоголь никак не влиял: он мог выпить хоть бутылку пива, хоть две – и остаться практически трезвым, в отличие от дяди Лукьяна, который мог окосеть сразу же после первого бокала.
– Пойдёмте, мужики, – сказал наконец дядя. – Попарились – и хватит. А то мне уже нехорошо становится.
Филя немного задержался в парилке, старики подкараулили его в предбаннике и, едва он только вышел, окатили из ведра прохладной водой.
– С гуся вода!.. – засмеялся Леонид Константинович и вытер сына полотенцем. – Худющий-то какой стал... Не кормят тебя на новом месте, надо бы к папке возвращаться...
– Что ты, меня Тоня так кормила – думал, лопну, – возразил Филька.
...Войдя в дом, он взял книгу Жюль Верна «Из пушки на Луну», расположился поудобнее в кресле, чувствуя только покой и ничего больше. И, как ни странно, читая произведение на самом интересном месте, вдруг заснул...
Ему приснилось маленькое корытце, в котором кто-то плескался. Он подошёл к этому корытцу и вытащил из него голубоглазого смеющегося малыша, такого маленького и лёгкого, словно живая кукла. Поднял глаза и... увидел перед собой ту самую девушку, похожую на Ульяну; её тёмные волосы теперь были распущены, в глазах затаилась печаль. «Кто ты? Это твой малютка?» – спросил Филя. Она не ответила, только уткнулась ему в плечо; её волосы пахли скошенной пшеницей и спелыми садовыми яблоками...
«Филя... Филя...» – произнесла она тревожно.
«Что?» – спросил он.
...– Филя, проснись, – послышался голос отца. – Тебе Оля звонит.
– Филя, завтра выезжаем, – сообщила Оля. – Постарайся приехать домой к десяти часам утра.
На следующее утро Филя отбыл в Москву. «Кино снимали где-то под Рязанью, – рассказывал Василий Иванович. – Ребята весело проводили время, прекрасно вживались в роли, были рады отдохнуть в таком живописном уголке страны... А тут известие – война! Фильм не досняли, ребят отправили домой...»
***
Утром 22 июня Леонид Константинович вышел на прогулку. Небо было завешено лёгкой пеленой облаков. Старик шёл по набережной, раздумывая о чём-то, когда вместе с другими прохожими услышал по репродуктору речь Молотова. Было сообщено о вероломном нападении германских войск на СССР, о бомбардировке советских городов и начале отечественной войны против захватчиков. Напоследок прозвучали слова: «Наше дело правое. Враг будет разбит. Победа будет за нами».
Вернувшийся на следующий день Филя был спокойным, серьёзным, задумчивым. «Приехав к отцу в Москву, Филька первым делом побежал в военкомат – проситься на фронт, – говорил Василий Иванович. – Но безуспешно: в пятнадцать лет не брали. На другой день он пришёл в высокой обуви, чтобы казаться выше, и чего-то наелся, чтобы голос был грубее. Всё равно не взяли...» Вскоре ему пришла телеграмма от матери: «Филя, приезжай срочно».
25 июня в три часа ночи по всей Москве прозвучали гудки сирены; жители просыпались, бросались в убежища. Стали бить зенитные орудия, слышался треск пулемётов; кто-то видел в облаках самолёты. В четыре часа всё утихло. Как оказалось, это было пробное учение.
В тот же день Филя уезжал к матери. Отец напутствовал сына: сразу же по приезде его в Новгород они с матерью должны были собраться и отправиться в Москву.
– Помни, что мы должны привезти в Москву твою бабушку и других людей, – сказал отец, обнимая Филю на прощание.
– Папа, ты прости, что я тебя не слушался... за всё прости, – ответил сын. – Прошу, позаботься о семье Ульяны, встреть их и прими у себя, эвакуируй на восток, если я не вернусь...
– Что ты такое говоришь... Как это ты не вернёшься? Мы с тобой встретимся уже через неделю, не позже. Через неделю, сынок...
Филя попрощался и с дядей Лукьяном, потом вскочил на подножку отходящего поезда и долго махал старикам рукой, а те махали ему в ответ. Его взгляд, полный сыновней любви и тревоги, отец запомнил на всю оставшуюся жизнь...
28. Гроза надвигается
Мать и сын теперь остались в квартире одни: Григорий ушёл на фронт, а Тоня с Валей уехали к родственникам в Вологду.
Мария Фёдоровна всё так же работала в госпитале, куда теперь привозили много раненых бойцов с передовой, и медсёстры обрабатывали им раны, перевязывали их; в особо тяжёлых случаях врачи оперировали их. Работы было много, в госпиталь пришли новые медсёстры, среди них были одноклассницы Фили – Женя и Даша. По приезде Филя стал активно помогать им и все дни проводил с ними в госпитале; здесь всё было белым, пахло лекарствами, но ему нравился этот запах.
Дядю Мишу не взяли на фронт из-за сильной хромоты, и он хотел уйти в ополчение. А дядя Матвей был призван в армию и перед уходом сказал Генке:
– Ты теперь главный мужчина в семье, заботься о матери и сестре.
Однажды Филя застал брата за собиранием радиоприёмника и попросил показать ему, что и как, долго пытался освоить схему. Антенна, усилители, гетеродин, детектор... Филька с трудом понимал, что тут к чему, а Генка проворно устанавливал, закреплял детали – ему было не впервой. Наконец приёмник был сделан, и они услышали Москву... Всего через несколько часов после этого выступил Сталин.
«Товарищи! Граждане! Братья и сёстры! Бойцы нашей армии и флота! К вам обращаюсь я, друзья мои!» Сказав о том, что фашисты захватили большие территории – Литву, значительную часть Латвии, западную часть Белоруссии, часть Западной Украины, подвергли бомбардировкам города Мурманск, Оршу, Могилёв, Смоленск, Киев, Одессу, Севастополь, он констатировал: «Над нашей Родиной
