Но сейчас стояло лето, никаких волков не было и в помине, среди камней качались высохшие головки желтых кашек, трещали неугомонные кузнечики и цикады, кое-где в самом сыром месте возле камня светился звездной капелькой светлячок. Дети с веселыми криками занимали лучшие места в партере, старались, навалившись животом и подтягиваясь, взобраться на самые высокие глыбы. Сидеть на них, шершавых от лишайника, было приятно. Даже в такой поздний час они продолжали хранить дневное тепло.
Луны еще нет. Роскошное звездное небо шевелится над нами несметным количеством покинувших Землю и каким-то неведомым способом взобравшихся на него светляков. Они перемигиваются, протягивают во все стороны короткие, но достаточно яркие лучи и не ждут никакого подвоха со стороны готовой вот-вот появиться луны. Они не знают, что стоит ей взойти над горами, большинство их исчезнет, утонув в ее торжественном гордом сиянии.
Именно это сияние, лунная заря, и появляется, прежде всего, над дальним хребтом Тереклисая. Неугомонные дети успокаиваются, Наташа сползает со своего камня, прибегает ко мне, садится рядом и прижимается к моему боку всем телом.
- Идет, - шепчет чуть слышно, чтобы не нарушать наступившую тишину.
Все умолкает окрест. Не шелохнется на дереве лист, чудится, будто и река перестает шуметь, замирают на месте кузнечики. Или это только кажется?
Между тем, на вершине далекой горы уже обозначился серебряный пузырек, край ночного светила. И сразу, на фоне его становятся видны острые зубцы скал и крохотные елки между ними, а с нашей стороны, с наших гор, начинает сползать вниз тень, открывая их взору до мельчайших подробностей, - с углублениями и выступами, темными шапками деревьев. Чудится, будто сама ночь уступает место лунному свету, спускается вниз к реке, волоча за собой шлейф темного одеяния.
Увлеченные этим зрелищем, мы не всегда успеваем поймать момент, когда луна отрывается от горы, плавно поднимается над нею и зависает, озарив ущелье.
Становится видимым Тереклисай – дрожащий серебряный поток, а над ним зыбко струится точно так же, как вода, позлащенная листва тополей.
Как завороженные, мы, не отрываясь, смотрим в ту сторону, в сторону маленькой сказочной страны, будто явившейся нам из забытого детского сна, а луна поднимается выше и выше, навечно повернутая к земле грустным, заплаканным ликом. Оттого, наверное, в лунных ночах есть что-то неуловимо печальное, и, в то же время божественное и очаровательное, и… величественное. Особенно здесь, в горах.
Но вот луна поднялась высоко, заслонила сиянием звезды и полностью озарила наше ущелье. Пятна света и тени на скалах играют тихие игры, беззвучно создают необыкновенной красоты скульптуры. Там появляется накрытая каменным шлемом голова спящего богатыря, справа от него – стройная, закутанная в покрывало фигура девушки, лицо ее повернуто в профиль и наполовину скрыто волной длинных волос. Высоко над поляной высится замок с башнями и зубчатой стеной, а прямо напротив лагеря – старичок в чалме с клюшкой.
Дети вертят головками, пытаются отыскать увиденную взрослыми фигуру. Мы подсказываем им, говоря:
- Немного правее старой арчи, вон там, смотри, острая скала. Это нос. А теперь от него веди взгляд выше: лоб, а над ним как бы шапка. Увидела? Ищи все лицо…
Через некоторое время раздается торжествующий вопль:
- Вижу! Вижу! А вон там, рядом, лев, настоящий лев!
Все отвлекаются на поиски льва, потеряв на время девушку и старика.
Вот и древние люди верили, будто горы, это окаменевшие богатыри или святые, и что когда-нибудь, настанет время, они оживут и пойдут по Земле, сотрясая ее до самого основания. Нет, уж лучше пусть спят на своих местах, пусть покоятся с миром, тем более что наутро мы никого из них не найдем, а солнечный свет заставит нас видеть совершенно иные фигуры. Хотя увиденного в лунном сиянии льва мы потом и при дневном освещении находили на том же месте.
Но случалось, луна всходила, стыдливо спрятавшись за грядой медленно плывущих сияющих облаков. Контуры ее казались размытыми, а горы покрывались как бы пятнистой шкурой.
В такие вечера мы не ходили на камни. Все население лагеря высыпало на берег. Кто успевал, усаживался в ряд на бревне, кто приносил с собой и сидел потом на перевернутом ведре, кто прикатывал небольшой камень.
На свободном от леса пространстве разжигался небольшой костер, и при свете его можно было о чем угодно говорить, можно было петь любимые песни или просто молчать, устремив на огонь неподвижный взор.
Дети поджигали в костре тонкие палочки, сбивали пламя и, оставшимся на конце угольком, чертили в темноте быстро исчезающие огненные круги и змейки.
Когда костер догорал, и на его месте оставалась груда мерцающего злата, Вадим или Саша приносили картошку и, щурясь, и отворачивая от жара лицо, бросали ее в образовавшийся по краям кострища раскаленный пепел. Через некоторое время, казавшееся вечностью, картошка поспевала, палками ее выкатывали наружу, и дети, обжигаясь и перебрасывая с руки на руку черные шарики, разламывали затвердевшую кожуру, обнажали светлую рассыпчатую мякоть, солили из принесенного кем-нибудь пакетика с солью и, радостные и счастливые ели ее, как какое-то изысканное заморское лакомство.
Однажды, в конце лета, в тот год, когда у нашего «Чебурашки» слетел маховик, мы остались одни на Большой поляне. Так получилось. Мы прибыли позже всех, и теперь все разъехались, а нам предстояло прожить еще две недели в гордом одиночестве.
Дети были в восторге, хоть и лишились друзей-приятелей, носились по поляне с дикими криками, плясали и крутились на месте, воздев к небу руки.
Все шло хорошо первые несколько дней. По вечерам мы ходили встречать луну, уже вполне округлившуюся, мы устраивали поздние ужины, и при этом не зажигали вонючую керосиновую лампу, довольствуясь лунным светом, а днем, задраив палатку, уходили, куда глаза глядят, останавливались, где хотели, словом, жили в полное удовольствие.
Внезапно погода испортилась. Все началось с легкого дуновения, с пронесшегося по всему ущелью сквозняка. Никто не обратил на него внимания, к несильным ветрам мы давно привыкли, но сейчас как-то по-особому тревожно зашумела на вершинах деревьев листва, да по дороге погнало закрутившийся столб белой пыли.
Мы посмотрели на небо и увидели, что по нему несутся с необычайной скоростью рваные облака. Вскоре его полностью затянуло. Вначале светлые, тучи стали пропитываться тяжелым свинцовым оттенком, внезапно ахнуло, как из пушки, и понесся прыгать и скакать по горам гром. Мы бросились собирать вещи, стаскивать в машину продукты и небольшой запас дров.
Ах, никогда не надо откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня! Именно завтра мы собирались идти за сушняком, а теперь опоздали. Но и это было не самое страшное. Палатка! То была еще не
