Змееныш позволил молодому человеку приблизиться к себе исключительно вследствие детской неопытности. Его осторожно взяли за головку и подняли. Беленькая заверещала от восторга:
- Ой, какая змейка! Дай, дай подержать!
Цап, за хвостик! И молодой человек вынужден был отпустить головку, чтобы «змейка» не оказалась разорванной пополам. Грациозно изогнувшись, детеныш как-то даже неторопливо сделал легкое движение и вонзил в руку восторженной блондинки слабые детские зубки, оставив два крохотных красных пятнышка.
Вполне естественно, ужаленная, она отбросила Страшную Змею в сторону. Немедленно вмешалась брюнетка. С криком:
- Что ты делаешь! Ему же больно! - в свою очередь схватила щитомордника за хвостик.
Детеныш и тут не посрамил змеиного племени, угостил милосердную дуреху остатками яда, цапнув руку чуть выше запястья.
На крики прибежал папа беленькой девицы, велел отпустить животное и повел пострадавших к палатке лечить от змеиного укуса.
Каждой немедленно налили по стаканчику водки, затем сделали легкие надрезы на местах укусов и выдавили яд. Беленькая при этом нервно хохотала, а черненькая истерически разрыдалась. В конечном счете, все обошлось. Правда к вечеру у девчат немного распухла рука и желёзка под мышкой, а также поднялась невысокая температура, но это, как сказал папа, должно было послужить им уроком, чтобы впредь не хватали в горах, что попало.
Хихикая и перебивая друг друга, ребята поведали нам свою душераздирающую историю, мы посмеялись вместе с ними, и на том разошлись. Хотя, если говорить честно, смешного было мало. Как сказал поэт: «Бессмертна лишь глупость людская».
Зато наше первое близкое знакомство с взрослой змеей закончилось вполне благополучно. Для нас, не для нее. Это случилось в давний первый приезд, когда мы жили в солдатской палатке, взятой на прокат.
Как известно, у такой палатки нет пола. Она просторна, в ней можно встать во весь рост, но на землю приходится что-нибудь стелить, прежде чем класть матрасы.
Мы вышли из положения, нарезав охапки камыша, росшего в изобилии на Тереклисае. Получилось чисто и мягко.
В одно прекрасное утро Кирилл просыпается от какого-то странного ощущения. Что-то не так, что-то холодное касается его уха. Холодное и, как ни странно, живое.
Он слегка поворачивается, скашивает глаза, и к великому изумлению и ужасу видит возле своей головы свернувшегося в клубок огромного щитомордника. Змей сладко спит, угревшись на камышовой подстилке.
Тихо-тихо, затаив дыхание, Кирилл откатился в сторону, сел и дрожащими руками стал искать спортсменки (они тогда еще не назывались кедами). Нашел, шнуровать не стал, не до шнурков было, оглянулся на нас, спящих на другой половине палатки, отстегнул полог и выскользнул наружу, как был, в трусах и в майке.
Утро стояло прекрасное. Капельки росы сверкали на концах травинок, где-то неподалеку дятел долбил сухое дерево, рассыпал тихую дробь, на ближней горе сидело, зацепившись за нее, небольшое белое облачко, привычно шумела река на перекатах. Но Кириллу было не до красот. Он содрогался от одной мысли, что змея может проснуться и поползти в мою сторону, в сторону детей.
Первое, что он сделал, - отцепил и откинул полотнище палатки. А змей спит себе и, как говорится, в ус не дует. Кирилл, неслышно, на цыпочках добежал до соседей и разбудил Петровича. Тот, заспанный и взлохмаченный высунул наружу голову.
- Ты чего?
- Слушай, там у нас змеюка, вот такая толстая, - он показал на своей руке толщину щитомордника.
- Где?
- Да вон, возле моей подушки, я просыпаюсь, а она меня по уху хвостом гладит.
- Елки-моталки! – удивился Петрович, - ладно, идем, посмотрим, - и вылез из палатки.
Оба направились в нашу сторону, стараясь говорить шепотом, чтобы не разбудить не только лагерь, но и непрошеного гостя, совершенно позабыв, что змеи плохо слышат.
Пришли, присели на корточки и стали совещаться, что делать. Петрович предложил взять большой камень и накрыть разом весь клубок. Спустились к берегу, нашли требуемое орудие предполагаемого убийства, взяли в четыре руки, поднатужились, приподняли, понесли, сгибаясь от тяжести.
Они не бросили, нет, они осторожно положили камень на спящего щитомордника, выпрямились и стали отряхивать руки, думая, что дело сделано, опасность миновала. Глядь, из-под камня начинает выползать целая и невредимая змея, и вид у нее несколько недовольный, мол, спала, не шалила, никого не трогала, пришли какие-то негодяи, навалили камень!
Ползет она по спящему лагерю, а следом, на почтительном расстоянии, идут два мужика, и не знают, что делать. По пути Петрович успел схватить прислоненный к стволу березы топор…
На этом я остановлюсь. Дальше не интересно и жестоко, бедный щитомордник погиб.
Подлые убийцы с трудом дождались моего пробуждения, а, дождавшись, принялись, перебивая друг друга подробностями, рассказывать об утреннем приключении. Сначала я не поверила.
- Разыгрываете.
Тогда Петрович схватил меня за руку:
- Идем!
Он собирался показать обезглавленный труп, но к великому его посрамлению, и, соответственной моей радости, трупа на месте не оказалось. Они растерялись оба, стали смотреть по сторонам, ушли вперед.
Половина мертвой змеи обнаружилась далеко на дороге, и они долго стояли на месте, поражаясь ее живучести, а я разозлилась и стала ругаться:
- Зачем убили!
Тогда Петрович обиделся.
- Нет, интересная история, ее спасают, рискуют жизнью…
- Вот только преувеличивать не надо, - рубила я рукой воздух, - они не смертельно ядовитые.
- Смертельно – не смертельно, а если цапнет? Дети по лагерю бегают, народу полно, об этом подумала?
- Ладно, ребята, не будем спорить, - примирил нас Кирилл, - согласитесь, в конечном счете, больше всех рисковал я. С этим трудно было не согласиться, но убитого щитомордника все равно было жалко.
Но чаще мы успевали увидеть лишь хвост уползающей в панике змеи. Мы боялись ее, она, соответственно, боялась нас, и даже не помышляла о встрече, а, тем более, о единоборстве. Единоборствовали животные между собой. Однажды я увидела странную птичку. Зависнув в воздухе над землей на высоте, примерно, в два метра, она мелко-мелко трепетала крылышками, и никуда не улетала. И тут я разглядела, что прямо под нею, точно также, оставаясь на месте, извивается тонкая, не толще моего мизинца длинная змея-стрела. Все было точно так же, как в истории с Найдой.
Я не стала выяснять, чего добивались птичка и змея в этом поединке, и немедленно убралась с поля битвы. Заглотать такую птичку змея не могла, она была слишком тонка, но напасть на нее птичка тоже не могла, она была слишком маленькая. Возможно, она отгоняла врага от птенцов. Кто знает…
Довольно, пока, о змеях, надо передохнуть немного, хотя следующий рассказ все-таки с ними связан.
Чем же еще мы занимались
