- Я не боюсь боли!
- Боишься. Все боятся боли, даже я в свои без малого 80. Но я говорю не о ней. Держать Крылатого – это не только боль, это еще и удовольствие. Ты почувствуешь... О да, ты почувствуешь. Мы не станем едины, нет... Но ты ощутишь эхо того, что буду чувствовать я. Почему, ты думаешь, Зоран ушел в науку, причем в науку не магическую? Почему Зоран создал планеры, которые позволили королевству продержаться так долго? Он ощутил это эхо! Он чувствовал токи магии воздуха, недоступной никому, кроме меня, когда у меня есть Крылья. Ты почувствуешь... Ты еще придешь в мой дом, ты еще возьмешься за мой махолет.
- Полтора часа, - повторил Айртон, протягивая руку, - мы договорились?
- Договорились.
Сильная мозолистая рука Мирона крепко сжала его ладонь.
Мирон встал, и взял в руки кухонный нож и протянул его магу.
- Клянись!
- Тебе мало моего слова? - оскорбился Айртон. – Ты смеешь сомневаться в слове благородного?
- Клянись на крови. Я знаю, чего стоят слова в устах заносчивых мальчишек. Полтора часа!
Айртон принял нож. Не раздумывая, провел острым лезвием по ладони, вздрогнув от пронзившей руку боли. Кровь потекла сразу же, капая на чистую скатерть. Он повернул ладонь кверху, позволяя алой влаге заполнить руку маленьким озерцом, и заговорил, глядя в глаза Мирону.
- Я, Айртон, клянусь клятвой, которую нельзя не сдержать. Я клянусь удержать в небе Мирона, Крылатого, полтора часа, чего бы мне это не стоило. Я призываю мир быть свидетелем моей клятвы. Я призываю предвечные силы быть гарантом моей клятвы. Я отдаю свою жизнь в залог моей клятвы. Я приношу эту клятву по доброй воле и без принуждения! Я, Айртон, клянусь на крови!
Кровь на его ладони вспыхнула алым огнем, обдала руку леденящим холодом и обратилась соленой водой, пролившейся на скатерть. Рана затянулась, рука Айртона была чиста: предвечные силы слышали его слова и приняли их.
- Я удовлетворен, - церемонно склонив голову, сказал Мирон, - завтра мы выезжаем в столицу. А сейчас – поспи. Если сможешь, конечно.
Айртон не смог.
Кровать была огромной, сколоченной под гиганта вроде Мирона, а не под уступавшего ему на две головы в росте юношу. Одеяло – пуховым и мягким, подушка – пахнущей хмелем. В общем, условия куда лучше, чем в университетском кампусе, где Айртон жил последние пять лет. Жил и крепко спал, под храп, бурчание, или даже пьяное пение соседа по комнате. Но сейчас ему не спалось.
Он думал о Мироне, который не боялся смерти, но боялся, что ему не дадут больше покувыркаться в небе. Как ребенок, переживающий, что отец не покатает его на лошади из-за совершенной шалости! Что это было? Следствие недалекости ума? Мирон не походил на потерявшего разум старика, он был логичен, последователен, образован и умен. Какое-то детское увлечение? Ведь не зря про пожилых людей говорят, что они впадают в детство, что, в общем-то, было синонимом выражению "впадают в маразм". Тоже мимо, Мирон не был маразматиком.
Но он готов был рисковать жизнью, ради того, чтобы полетать. Просто полетать.
Интересно, о чем они говорили с главой корпуса? Магистр Андрон наверняка требовал от Мирона вступить в войну. Наверняка готов был сам держать Крылатого, хотя сил у верховного магистра было поменьше, чем у Зорана – 19-ый уровень, но держать 20-30 минут, столько, сколько потребуется Крылатому, чтобы обратить руланцев в бегство. По сути, достаточно было и десяти минут. Пронестись над полем боя, испепелить аэродром с вражескими планерами, которые и обеспечили Рулании решающий перевес в войне, и все, можно приземляться и ехать обратно домой. Увидев, что Крылатый на страже, руланцы побегут, а воодушевленная армия королевства ударит им в спины.
Но Мирон отказался. Мирон готов был умереть, и не важно, от руки своих или чужих. Умереть, но не согласиться стать Крылатым только ради войны. Мирон хотел просто летать, и Мирон добился своего.
Завтра Крылатый вновь поднимется в воздух, поднимется на полтора часа, а его, Айртона, все эти полтора часа будет терзать боль, каким-то образом трансформирующаяся в силу Крылатого. Полтора часа боли.
Он выдержит. Обязан выдержать, и не только потому, что поклялся на крови, и нарушь он свое слово, предвечные силы иссушат его в тот же миг, когда он станет клятвопреступником, выпьют, заберут себе все его жизненные силы. Он выдержит не ради Мирона – в глубине души Крылатый был ему противен. Он оказался совсем не таким, каким Айртон его представлял. Не бесстрашным рыцарем, не благородным стражем королевства, а эгоистичным крестьянином, которого волнует только его картошка, махолёт и небо. Это был крах детских иллюзий, и за это Айртон ненавидел того, кого поклялся удержать в воздухе.
Нет, он выдержит потому, что понимает: именно знакомство Зорана с Крылатым сделало его магистром. Именно то, что он испытал, держа ладони на таинственном артефакте, изменило его разум, направило в сторону разработок теоретической магии воздуха и к созданию планеров. Мирон сказал, что контакт с шаром меняет людей, и Айртон видел по своему учителю, что эти изменения к лучшему.
И он выдержит любую боль, чтобы пройти через это изменение.
Следующим шагом логических построений могло бы стать понимание собственной эгоистичности. Что он сам принес клятву не ради спасения страны, и не ради жизни Мирона. Что он согласился держать Крылатого в небе ради себя самого, ради опыта, ради роста, ради понимания сил, которые понимают лишь единицы.
Но Айртон не хотел об этом думать. Айртон просто хотел уснуть, но не мог.
Зоран постучал в его дверь с рассветом.
- Выезжаем! – скомандовал он. – Мирон мне все рассказал. Ты молодец!
Взгляд учителя был напряженным.
- Что-то случилось? – спросил Айртон, одеваясь.
- Руланцы бомбят столицу.
- Как? Еще вчера бои шли в двух сотнях верст восточнее? Как они так быстро...
- Разведка считает, что это была диверсия, просто демонстрация мощи. Два десятка планеров, на всех – смертники. Конструкция – облегчена до предела, чтобы взять с собой побольше жидкого огня. С ними были маги, как минимум двое. Вероятно, они использовали левитацию, чтобы забросить планеры повыше, чтобы те смогли долететь до города. Возможно – поддерживали их в полете... Им пришлось пролететь 200-250 верст, это много даже при попутном ветре, частых восходящих потоках,
