Но треснули сухие сучья, закачались ветви ольхи, вспорхнули испуганные птахи и из леса навстречу дипломату и его спутнице выехали три всадника. Семён и Агна остановились, трое, что преградили им дорогу, тоже.
Жменя сразу узнал их: «Святая» троица, – мелькнула невесёлая мысль, – Скалих, Шваубе и Зоннерлихт!"
– Оставайся здесь, – шепнул он невесте, а сам двинулся вперёд.
Скалих не скрывал злорадства, завидев приближающегося к нему казака.
– А где Вёллер? – спросил он.
– Выехал ещё засветло. По приказу герцога, – ответил Семён.
– Куда же? – усмехнулся Шваубе.
– Он – дипломат. Поинтересуйтесь у его светлости.
Шваубе и Зоннерлихт спешились и двинулись было к Жмене, но Скалих жестом остановил их.
– Так ты и есть тот самый... неуловимый помощник проныры Дитриха, привыкшего совать нос в чужие дела? – Скалих прищурился и положил руку на эфес шпаги.
«Правая», – отметил про себя Жменя.
– Я не знаю, какие у вас планы, господа, но я выполняю поручение герцога Альбрехта, о чём имею соответствующие документы!
– Видим мы твои «документы», – осклабился Зоннерлихт, глядя на спутницу казака.
– Нет, он действительно собрался в Московию, – усмехнулся Скалих. – И, как видите, не один. Позвольте вам, господа, представить Симеона Жменю... Царский дипломат и похититель фрейлин герцогини!
– Да, таким именем нарекли меня отец и мать, – заметил казак. – Чужих же имён и титулов я не присваивал!
– Вот оно, как... – Скалих медленно вынул шпагу из ножен. – Оставайтесь на месте, господа. Я сам расправлюсь с дерзким холопом!
– А я – отомщу за доктора Волькенштайна, если позволите.
Показалось Семёну, или нет, но Скалих побледнел.
– Непростительно долго мы позволили тебе жить, – процедил он сквозь зубы.
Жмене очень хотелось обернуться, приободрить застывшую от ужаса молодую невесту. Но делать этого было нельзя.
Сверкнула сталь клинка. Шпага из правой руки Скалиха буквально выпрыгнула в левую. Агна вскрикнула. Советник герцога Альбрехта вонзил шпоры в бока коню и бросился на Семёна...
Шпага против палаша... Впрочем, не такая уж большая разница – шпага у Скалиха была длинная, почти в два локтя, с широким клинком из отличной стали. Да и сам он, как оказалось, был весьма неплохой фехтовальщик: Семён едва успевал отбивать быстрые, точные и сильные удары противника. Сдержав первый натиск, казак сразу ощутил, что имеет определённое преимущество и это – его конь! Каштан – боевой друг, который тонко чувствует хозяина и помогает ему в сражении. Конь же Скалиха совершенно не годился для такого боя. Советнику герцога приходилось сражаться и одновременно управлять животным. Да и наездник из него был, мягко говоря, неважный. Пешим, как понял Жменя, у него самого было бы немного шансов на победу. Зато конным – гораздо больше!
Скалих был хладнокровен и чрезвычайно сосредоточен. Он не давал волю чувствам. Интриган верил в собственные силы и считал свою победу – делом времени. Семён же старался «закружить» врага. Он много двигался, заставляя противника терять его из виду и вновь приноравливаться к дистанции и направлению. Помощники Скалиха держали коней под уздцы, следили за ходом дуэли и не решались вступать в схватку.
Каштан ударил грудью коня Скалиха. Советник герцога Альбрехта покачнулся в седле. Семён обрушил на врага град ударов. Демонстрируя отличную технику, Скалих умело отбивал их, пытаясь перехватить инициативу. Затем сам Пауль бросил своего коня вперёд. Но Каштан ловко увернулся. Противник Семёна на миг потерял ориентацию и «раскрылся». Тотчас Жменя нанёс молниеносный и точный удар в самое сердце врага. Помощники Скалиха на миг словно окаменели. Видя, как их хозяин выронил шпагу и валится с коня, Шваубе обнажил своё оружие и с криком: «Умри же и ты!» бросился на казака. Тот выверенным ударом снёс голову незадачливому вояке.
– Зоннерлихт! – Жменя направил палаш в сторону склонившегося над телом Скалиха третьего соперника. – В здешних местах я – лицо неприкосновенное! Вступая с вами в схватку, я нарушаю приказы, как вашего герцога, так и собственного государя. Как только ты закопаешь этих крыс (кивок в сторону Скалиха и Шваубе), а я доставлю послание по адресу, я буду готов встретиться с тобой на любой земле и в любое время!
«Мне нравится думать, что Жизнь – это определенное расстояние, которое нам предстоит преодолеть за отпущенное время. А та тропинка, которую каждый сам для себя выбрал – и есть наша Судьба. Каждый должен шагать только вперед, без остановок, независимо от того, нравится ему это или нет. Быть может, все спешат общей дорогой, только вот на одни и те же вещи смотрят разными глазами? Но неизбежно наступает момент, когда мы вдруг понимаем, что данный маршрут был выбран не нами, он давно уже предопределен… Вот только кем?
Да, богатство и роскошь прошли мимо меня. Власть у меня тоже отобрали. Но я познал её настолько, чтобы оценить несомненные преимущества человека, не обременённого обязанностью ежеминутно думать о судьбе своего народа и принимать взвешенные исторические решения. Ибо, чтобы не стать проклятым своими же подданными, нужно иметь массу необходимых для настоящего вождя добродетелями... Какими именно? Во-первых, никогда не ошибаться... Во-вторых, знать и уметь то, что знал и умел мой отец, первый герцог Пруссии Альбрехт Бранденбургский…
Впрочем, моя жизнь могла быть значительно короче и безрадостнее, не повстречайся на моём пути такие люди, как Дитрих Вёллер...»
Глава 11. Рost scriptum (эпилог к первой части)
Семён Жменя ещё не успев выехать из Кёнигсберга, уже прослышал, что Пауль Скалих вернулся в свою резиденцию. Он якобы был ранен лесными разбойниками, впрочем, рана оказалась лёгкой и большого вреда ему не причинила.
Спустя примерно месяц дипломат благополучно достиг Москвы, где явился пред очи государя Ивана Грозного с посланием от герцога Альбрехта. Невеста Семёна Агна приняла православие и получила новое имя – Анна. Они обвенчались, сыграли свадьбу и поселились в Москве.
В 1572 году Семён Жменя принял участие в Молодинской битве. Князь Михаил Воротынский поручил ему поддерживать боевой дух среди немецких наёмников. Бок о бок сражался казак вместе с Генрихом Штаденом (56). В этом бою Жменя был тяжело ранен и вернулся в Москву только через полгода после сражении. Расправа, которой Иван Грозный подверг спасителя Руси князя Михаила Воротынского (57), не коснулась Семёна. Царь высоко ценил свой Посольский приказ, и казак остался служить на прежнем месте.
После смерти царя Ивана Семён Жменя со своими детьми и внуками переселился на окраину города, где на берегу Москвы-реки выстроил целый квартал, получивший
