- Сочувствую, - равнодушно проронил Василий, любовно разглядывая свое полотно, – но помочь ничем не могу.
- Тогда гони назад свою мазню! – Антон поднял кулаки на уровень глаз и резко вошел в пространство между Дашей и художником.
- Никогда! – Василий локтем толкнул Антона в грудь и отскочил к стене гаража-ракушки.
- Мальчики, прекратите! – воскликнула Даша. – Вы лишь гости на планете Земля. Уважайте, берегите друг друга, как свидетелей своей жизни, - и озвучила только что сочиненное: - За каждым из нас ходит смерть с косой. Надо беречь друг друга, а не устраивать мордобой!
- Ну, хорошо, - почувствовав симпатию к поэтессе с торчащими в разные стороны рыжими волосами, произнес Василий миролюбиво. - Мне отец Максим помог - я помогу вам. Будет вам бесплатная крыша, хлеб, чай, каша.
- Хорош врать про бесплатно! - рассердился Антон. Это в детском доме о нем заботилось государство; а, зажив самостоятельно, он с неописуемым огорчением понял, что за шмотки, за еду надо вкалывать, если воровать не умеешь. А воровать Антон не умел и не хотел.
- Я не вру, - твердо заявил Василий. – Еще утром я был в поселке, где покой и независимость от мира, где кормят простой бесплатной пищей. Поедете со мной, все сами увидите.
Даша помолчала. С Антоном, с поэзией она готова была уехать куда угодно.
«Она такая нежная и ласковая. Ее поцелуям нет запретных мест. Еще бы разок войти в нее, еще бы разок», - рассматривая профиль Даши, помечтал Антон и предложил ей: - Поедем?
- Поедем, - согласилась Даша и поцеловала Антона в губы.
- Почему они не уходят?.. Ждут Гену и хотят убить его, чтобы он мне не достался, - посмотрев в кухонное окно, зло прошептала Катя Плеснова. Затем она взяла из холодильника три сырых яйца и встала в шаге от подоконника, напротив распахнутой форточки. Мысленно рассчитав траекторию полета, силу броска, она швырнула яйцо за яйцом в форточку и приблизила лицо к оконному стеклу. Оказалось, яйца разбились об асфальт недалеко от Даши, Васьки Сливова и Антона. Придется еще раз попробовать попасть в их головы! Но чем?! Яиц в холодильнике нет; но есть картошка!
- Это Катька кинула! Бежим, пока целы! – заметив, откуда прилетели два яйца из трех, призвал Василий и с картиной подмышкой устремился в арку соседнего дома.
Антон Гречмаков и Даша Перехватова последовали за художником. На Тверской улице все трое сели в троллейбус и поехали к Белорусскому вокзалу.
9
Вокзал. Людная платформа. Электричка рывком тронулась с места и покатила, набирая скорость.
«Двери вагонов - рабы машиниста», - взгрустнула Даша Перехватова и мысленно заплела из рифмованных строк словесные узоры о менявшихся видах за окном.
Василий Сливов сидел на скамье напротив поэтессы и ее дружка и воображаемой кистью прописывал городской пейзаж на картине «Усталая смерть ».
Антон Гречмаков с начала поездки заскучал, а потом увидел, как из тамбура появилась в зеленом платье в крупную ромашку худющая старуха и чернявый кудрявый коротышка в тельняшке с дырой на пузе. Словно на мощных пружинах они перескочили через спинки нескольких скамеек и, уселись на ребро спинки скамейки, напротив Антона. Даша, художник и другие пассажиры исчезли куда-то из вагона.
- Ой, опять свиделись! – радостно объявила старуха.
Гречмаков промолчал.
- Я тебе сейчас погадаю, голубчик, - откинув с груди толстые седые косы с красными бантами, старуха достала из кармана платья колоду потертых карт. – Ждут тебя тяжкие испытания, - выцарапала из колоды и покрутила в воздухе пиковым тузом, с которого стекли и упали несколько капель крови.
Коротышка, почесывая короткими пальцами пузо, заурчал фальшиво похоронный марш. Но урчал недолго - Антон Гречмаков встал, указательным и средним пальцем подцепил коротышку за ноздри и вытянул в проход между пустых скамеек.
- Больно! Отпусти! – взмолился коротышка и оросил грязный пол вагона слезами.
- Приготовьте билеты! – объявил появившийся из воздуха контролер – солидный мужчина в черной форме и фуражке. Две женщины в такой же по цвету форме возникли за его спиной. Каждая из них держала веером пачку штрафных квитанций.
Антон Гречмаков отпустил нос коротышки и уселся на свое место. Коротышка рухнул на колени перед контролером. Старуха прилепила себе на лоб пикового туза и затявкала громко и пронзительно. Свет в вагоне часто-часто и противно замерцал.
- Прекратите цирк! Предъявите билеты! - потребовал контролер.
- Держи, - старуха ловко потасовала колоду, вытащила из нее и протянула контролеру три карты.
Взглянув на шестерку, семерку и восьмерку пик, контролер удовлетворенно хмыкнул и компостировал карты. Затем он с двумя помощницами двинулся в соседний вагон.
Остро поняв нереальность случившегося, Антон Гречмаков увидел в вагоне только Дашу и Василия.
- Где люди? – с тревогой спросил он. – Куда они подевались?
- Не знаю, - ответила Даша. Представляя себя соринкой на пыльном стекле окна электрички, она сочиняла стихотворение о громадности мира и не заметила, как люди покинули вагон на платформе возле большого села.
- Васёк, долго нам еще ехать? – поинтересовался Антон, хотя хотел спросить, видел ли художник старуху с коротышкой.
- Как будет остановка – так выйдем, - спокойно ответил художник, увлеченный изменениями на картине от череды света и теней, падавших из окна.
- Зачем ты нарисовал эту страшилищу? – коснувшись указательным пальцем обратной стороны картины, спросил Антон. – У нас в детдоме одна девчонка, классно рисовала кошек и котят. Ее картины даже висели в столовой. А твою где можно повесить? Над входом на кладбище?
- В Лувре, - буркнул Василий. Прикрыв верхний угол полотна ладонью, он твердо озвучил свою позицию, которую часто слышала Катя Плеснова, когда уговаривала его бросить живопись и зарабатывать деньги каким-нибудь другим ремеслом: – Я – художник. Я пишу мир, каким вижу. Я ничего другого делать не умею, и, заметь, делать не хочу.
- И на жизнь хватает? – вспомнив, что подруга Даши называла Сливова нищим, съязвил Антон.
- Хватает. Не отвлекай меня, пожалуйста, от «Усталой смерти», - попросил Василий.
- Что еще прикажешь мне не делать?! – остро почувствовав себя лишним в компании художника и поэтессы, заартачился Антон.
Василий не ответил. Он затосковал о кистях и тюбиках с краской, которые ждали его на столе в одном из десяти домиков лесного поселка.
- На развалинах коровника цветы шепчут молитву звездам, - глядя в окно,
