От этих слов Гречмаков расхотел провоцировать на ссору художника. «Зачем я еду с рыжей поэтессой? Что ждет меня с ней?» - озадачился он. Да, рядом с Дашей – она покачивала головой в такт стуку вагонных колес - ему было приятно, но вот ее отрешенность, навела его на горькие мысли о своей заурядности. В свои двадцать лет он умел читать, писать, считать, таскать коробки с товаром в секс-магазине. Знал немного из физики, из химии и прочих школьных наук. Мечтал о приличном заработке, ни к какому делу не тянулся, а жил надеясь на что-то неопределенное, но счастливое.
Ритм стука колес замедлился. Электричка притормаживала перед платформой в сосновом лесу. По небу проплывали лохматые тучки, обагренные с одного бока закатом.
«Вечереет», - отметил Антон и почувствовал голод. С превеликим удовольствием он съел бы сейчас пирожок с капустой, а лучше два с мясом, которые пекла повариха столовой детского дома.
- За мной! Не отставайте! – кинув взгляд на поле с рекой за окном, воскликнул Василий и с картиной подмышкой выбежал в тамбур, а затем на платформу чуть раньше своих спутников.
Громыхнув сцепкой вагонов, электричка покатила дальше. Медленно и неотвратимо темнело. На западе широкая туча закрыла пурпурное закатное солнце. Ветер утих. Западали крупные редкие капли дождя.
Спустившись по металлической лестнице с бетонной платформы, с которой вдали, за кукурузным полем, смутно виднелись домики у озерца, Антон Гречмаков, Даша Перехватова и Василий Сливов углубились в сосновый лес по укатанной грунтовой дороге. По краям ее то тут, то там возвышались конусные горки бытового мусора. Возможно, они чем-то и воняли, но густой аромат хвои перебивал все запахи.
- Добрые люди, помогите мне, пожалуйста, - вдруг попросил Василий, замедляя шаги. – Будьте моими поводырями.
- Как это?! – возмутился Антон и остановился на толстом корне, пересекавшем дорогу. – Завез нас к черту на куличики, а теперь мы должны вести тебя?! Издеваешься или дурака исполняешь?!
- Да, странная просьба, - с легкой паникой в голосе произнесла Даша, осматриваясь по сторонам. Кроме дороги, везде плотно стояли сосны, едва покачивая верхушками на фоне темнеющего неба.
- Поймите, добрые люди, мне гадко видеть разбитые и пустые бутылки, рваную обувь, грязную бумагу, ржавые железяки, - пояснил Василий и перехватил картину из руки в руку: – Вид этого дерьма угнетает мое зрение и мою духовную сущность. Поэтому я закрою глаза, и вы доведете меня до поселка. Отсюда топать до ворот в заборе всего минут десять.
- Я пас, - отказался Антон и размеренно зашагал по дороге в прежнем направлении.
- Я помогу тебе, - Даша взяла художника за руку и повела за собой, смотря то себе под ноги, то на спину Антона.
А Василий Сливов пока шел в полной темноте к дощатому трехметровому забору, несколько раз спотыкался о корни, но не падал и глаз не открывал и не отпускал тонкой руки поводыря.
- Все! – объявил Антон и остановился в полушаге перед железной калиткой в створке металлических ворот, по верху которых, как и по верху забора, тянулись витки колючей проволоки. - Приплыли! Дальше хода нет! – и толкнул плечом калитку и дернул ее за ручку.
- Спокойно! - открыв глаза, потребовал Василий. Высвободив ладонь из ладони Даши, он нажал на доске забора малюсенькую кнопку, очень похожую на обрубленный сучок.
Калитка с легким скрипом плавно отворилась, и через нее поэтесса и художник вступили на полукруглую бетонную площадку. А вот Антон Гречмаков замешкался. Он увидел, как из-за пушистой елки появился старый индеец с луком в руке и со стрелой в колчане за спиной. Перья фазана украшали его седую голову. Одна нога его была в высоком мокасине, другая в лапте.
- Птицу времени не видел? – спросил индеец и наложил стрелу на тетиву.
- Антоша, что ты головой крутишь?! Идем! – позвала Даша.
- Здесь мужик с луком спрашивает, не видел ли я птицу времени? – отозвался Антон и обнаружил, что индеец исчез, и только лапоть его лежит под веткой пушистой елки. А посмотрел внимательней - пустая пластиковая бутылка из-под пива.
- Не мели чепуху! Иди за мной! – потребовала Даша и обратилась к Сливову: - Что дальше?!
Антон Гречмаков вошел в калитку, и заметил, что прозрачное крыло махнуло перед его лицом. Пахнуло жаром, холодом, и он понял, что, если будет во всем слушаться поэтессу, то скоро в жизни его будет главенствовать поэзия. Он испугался такой перспективы, но оставить Дашу ему помешала тоска по ласкам ее губ и желание овладеть ее гибким телом.
- Теперь, добрые люди, идите к отцу Максиму. Он живет там, – Василий указал взглядом на кирпичный дом с острой шиферной крышей, который был в три раза больше каждого из десятка однотипных домиков, что в метрах пятидесяти стояли в ряд напротив него. – Удачи! – и шагнул на бетонную дорожку, уложенную вдоль фасадов домиков.
- Ни фига себе! - возмутился Антон и цапнул рукой подрамник картины. - Васёк, ты уж не бросай нас, пока не уладится с жильем!
- Отпусти «Усталую смерть»! – грозно потребовал Василий и осторожно потянул картину к себе. Он видел свой домик, где его ждали кисти и палитра. Но к пальцам Гречмакова, сжимавшим подрамник, прибавились пальцы Даши Перехватовой.
- Вася, пожалуйста, не бросай нас, - попросила она, и растерянность мелькнула в ее голубых глазах. – Мы не знаем отца Максима. Что мы ему скажем, чтобы он дал нам ночлег?
- Скажите все как есть, а мне некогда, – не отпуская картину и осторожно пятясь по бетонной дорожке, заявил Василий и ужаснулся, что несколько крупных капель дождя упали на полотно, на фигуру смерти. – Отпустите «Усталую смерть» и оставьте меня в покое!
Но Гречмаков и Даша Перехватова потянули подрамник к себе. Со стороны все трое – щуплые, невысокие – смотрелись, как ссорящиеся из-за игрушки дети.
- Мир вам, добрые люди, - услышали они и перевели враждебные взгляды на подошедшего к ним крепкого брюнета в просторной черной рясе. Огромный черный зонт укрывал его от дождя.
- Здравствуй, брат Федор, - буркнул Василий.
- Здравствуйте, - приветливо отозвались Антон и Даша, отпустили подрамник и пожали поочередно сильную теплую ладонь здоровяка.
- Вот, брат Федор, это поэтесса и ее дружок, - Василий кивнул на своих спутников. – Им нужно жилье. Проводи
