Сарказм Андрея, как кислота, разъедает все возможные контраргументы, ведь именно за этим тетки здесь.
- Это ваша спальня? - кивает та, которая со стремной прической, на закрытую дверь.
- Туда тоже будете заглядывать? - Андрей прямо закипает.
- Мы должны все условия посмотреть.
И они заходят в спальню Андрея. Там-то вообще идеальный порядок.
- Вы здесь один спите? - спрашивает толстая тетка.
- Да, - снова скрипит зубами Андрей.
- А зачем такая большая кровать?
- Вы что издеваетесь?! - вот отец и выходит из себя.
Я даже думаю, он сейчас включит свою злобную харизму и передушит на фиг этих инспекторш, но он снова берет себя в руки и делает два глубоких вдоха. Тетки, кажется, понимают, что лишнего взболтнули и идут теперь в гостиную. Цыкают, что кухня не отделена - вот дуры, так же удобнее! Заглядывают даже в холодильник - нет, ну какие беспардонные! Там-то у нас тоже все нормально: куча здоровой еды, овощи, фрукты.
В общем, не найдя ничего аморального и предосудительного, тетки уходят, вежливо попрощавшись. Андрей в бешенстве пинает косяк и ругается. Он так зол, что не может ничего толком объяснить, только и говорит, как его все достали. Но я-то понимаю, в чем дело. И это все снаряды моей школьной войны. Только когда приходит Влад и приносит шампанское, отец немного успокаивается. Он выпивает два фужера почти залпом. Не знаю, как ему это удается, там же дурацкие пузырьки, которые прям в горле застревают. Потом Влад включает фильм этого режиссера, которого они оба так любят, Вуди Аллена, один из тех, которые я вообще не понимаю. Они садятся на пол, Андрей кладет голову на плечо Влада. И это так, черт возьми, трогательно! Я даже маме никогда не мог положить голову на плечо. Это так офигительно мило! Я сижу на диване, скрестив ноги, и смотрю на своего отца. Он для меня всегда был несгибаемый, сильный, стойкий, а тут - совсем другой, уставший, замученный какой-то. Не считая Испании, они редко себе позволяют при мне как-то особенно выражать свои чувства друг к другу, но сегодня меня пробирает. Я думаю, хотел бы, чтобы мне было кому так положить голову на плечо, и набираю СМС Вере.
Верка Разина, моя подруга из старой школы. Мы встретились еще до каникул и так здорово поговорили. Она классная. И я сразу сказал ей, что мой отец гей. Ну, чтобы посмотреть на реакцию и, если что, не строить напрасных иллюзий. Ведь теперь мне нужно искать друзей, которые будут принимать меня вместе с моей семьей. И Верка тогда сказала:
- Клево!
- Что клево? - спросил я и поморщился.
- Ну, про твоего папу, клево, - улыбнулась она.
- Ну, вообще, ничего клевого, - начал возражать я.
- Да ладно! - махнула она рукой. - А что, плохо что ли?
- А что хорошего?
- Ну и не плохо.
- То есть, тебе все равно? - пытался понять я.
- Нет, конечно! - рассмеялась она. - Не все равно! Но мне кажется, это клево, что твой отец такой.
- Да что клевого-то?
- А что плохого?
- Да ничего!
- Ну вот.
Я только руками развел. Как с ней можно было на такие интимные темы говорить!
- У меня есть друзья геи, - после долгой паузы, заполненной кофе и пирожными, заговорила она. - И одна знакомая лесбиянка. Так что, все нормально, Юр, не парься! Я представляю, конечно, как тебя достали все вокруг. Но просто не обращай внимания.
- Я и не обращаю.
- Вот и молодец, - она откусила большой кусок от черничного торта.
И как у нее это красиво получилось! То есть, обычно, когда девчонка кусает такие лошадиные порции, это выглядит отвратительно, и ты сразу представляешь ее жирной в будущем, а у Верки так изящно выходило, так вкусно, что сразу хотелось ей еще торт купить.
- Я, вообще, тогда сразу заподозрила что-то такое про твоего отца, - продолжила она, когда прожевала и съела ягоду, выковыряв ее из бисквита, - Еще когда он в нашу школу за тобой пришел.
- Это как это ты заподозрила?
Вот она заливает, подумал я. Нам тогда было по двенадцать лет, да я и слова такого "гей" не знал, а она уже, смотрите-ка, заподозрила.
- Ну, не тогда, конечно, прям, - объяснила она, - а потом уже, когда ты ушел.
- И что ты заподозрила?
- Слишком уже твой отец был крутой.
Я рассмеялся в голос, и на нас все оглянулись.
- Ну правда, он такой у тебя был, красивый, опрятный, стильный. Я потом уже, когда со своими друзьями-геями познакомилась, подумала про твоего отца.
- А нормальные мужики, значит, опрятными, красивыми и стильными не бывают? - возмутился я.
- А что, геи, значит, ненормальные? - передернула она, и на нас опять все оглянулись, потому что Верка слишком громко сказала слово "геи".
- Да тише ты! - шикнул я.
- А что такого?
- Да ничего! Чего орешь-то?
- А тебе что, стыдно за своего отца? - она как будто бросала мне вызов.
- Не стыдно!
- Ну, а что говоришь, что геи ненормальные?
- Да я не то имел в виду! Ну, блин, ты ж поняла меня!
- Да поняла, поняла! - снова громко рассмеялась она. - Не знаю, но почему-то тогда именно про твоего отца подумала. Еще подумала, может, поэтому они с твоей мамой и развелись.
Я аж чуть не подпрыгнул! Неужто все так очевидно было, а для меня оказалось просто ударом.
- Но все равно, - продолжила Верка. - Чего ты так напрягаешься?
- Я не напрягаюсь, - хотя я напрягался, конечно, потому что она зачем-то слово "геи" всегда выделяла голосом.
- Если тебе все равно, если ты отца любишь, то и стесняться не должен.
- Так я не стесняюсь! Я ж тебе, вон, сразу сказал.
- Если не стесняешься, то можешь, значит, встать и сказать громко на все кафе, что твой папа гей.
- Ты что?! - я снова шикнул.
- А что? Не можешь, значит, все равно мнение большинства для тебя важнее, чем родной отец.
- Да не гони!
- Да не гоню! Что такого-то? - она дразнила меня, подначивала, провоцировала. - Я вот могу встать и сказать...
- Не надо! - я дернул ее за руку.
- А что такого!
И она встала и прям заорала на все кафе: "Мой папа гей!" Кто-то засмеялся, кто-то цикнул, кто-то отвернулся.
- Вот, я могу, а ты нет что ли? - обратилась она ко мне.
- Ты поэтому и можешь, потому что у тебя на самом деле папа не гей! А если бы был...
-
