- Ты понимаешь, - рассказывает отец, - он буквально мне намекал, чтобы я отказался! Вот же сука!
Следить за выражениями у него нет сил, да я и не осуждаю его. Я уже взрослый, чтобы понимать - порой других слов не подобрать. Но Андрей не сдается. Он старается не показывать, как тяжело ему дается не думать о шансах.
Наконец, вся волокита с бумагами, диагнозами, рекомендациями и подписями улажена. Наконец, Влад готов к перелету. Хотя, строго говоря, его никто не спрашивает. Да он и не может сказать. Кто знает, нужен ли ему самому этот перелет. Ведь если он, в самом деле, как говорят врачи, все чувствует и понимает, если осознает происходящее, то ему хуже нас всех вместе взятых.
Мы долго готовимся, и в день перелета все движется, как в замедленной съемке. Влада на специальных носилках везут по коридору, потом погружают в машину, потом - в аэропорт. Там отдельными терминалами, спецтранспортом - в спецсамолет. Все такие вежливые, такие приветливые. Медики говорят на английском, стюардесса оказывается русской немкой, и если что, переводит с немецкого. Андрей сидит рядом с Владом и держит его за руку. Он как будто даже не замечает, что мы уже в самолете, и только когда включаются двигатели, отца накрывает. Он выпадает из реальности, а когда мы начинаем набирать высоту, чуть не теряет сознание. Стюардесса приносит ему воды, Андрей только неопределенно машет рукой.
- Он очень боится летать, - объясняю.
Стройная девушка в голубой форме понимающе кивает и через минуту приносит Андрею две таблетки.
- Вот, выпейте! - говорит она.
Отец мотает головой, но принять это за отказ или согласие трудно. Тогда я беру его за руку и сильно сжимаю.
- Все будет хорошо, пап, - говорю ему шепотом.
Он кивает и принимает таблетки.
- Что это? - спрашиваю я стюардессу, чтобы отец не слышал.
- Это успокоительное и легкое снотворное,- отвечает она. - Лучше пусть спит весь полет. Проснется немного разбитый, но такие перелеты все равно изматывают, так хоть нервы сбережет.
Какая она милая - все понимает.
Андрей и правда засыпает. Удивительно, не выпив ни капли спиртного. И спит до самой посадки в Берлине. Влада чем-то накачали, и он вообще будет спать, наверное, до завтрашнего утра. Один я маюсь, разглядывая облака за бортом. Они кажутся упругими, что по ним так и хочется пройти.
*** *** ***
Мы приземляемся в Берлине. Все прошло не так напряженно, по большей части, потому что Андрей проспал всю дорогу и открыл глаза, когда двигатели самолета уже выключились. Он выглядит растерянным, но как будто отдохнувшим, хотя первые пару секунд, могу поспорить, не врубается, где находится.
У трапа ждет навороченная машина скорой помощи. Я таких даже в кино не видел - там внутри столько оборудования, как будто это космическая станция. Нас встречает команда медперсонала во главе с сопровождающим врачом и переводчица Юля. Вообще, переводчик - это обязательное условие в нашем случае, потому что Андрей совершенно не знает немецкого, да и на английском в медицинских терминах не разбирается. Да что там, их и по-русски сложно осмыслить. В договоре прописано, что переводчик будет сопровождать нас все время, пока мы на территории клиники, а находиться там мы, вроде как, должны почти постоянно. Поэтому и услуги переводчика стоят нехилых денег. Но чтобы переводчицей оказалась еще такая девушка... Эта Юля просто офигенная! Ей лет двадцать пять, или даже двадцать три, - когда девушка так красива, возраст вообще стирается. У нее светло-карие большие глаза, открытая улыбка и длинные волосы цвета скорлупы спелого лесного ореха. Я так понимаю, она русская, просто давно тут живет. Юля приветствует нас, пожимая руки, представляется с обворожительной улыбкой, и пока мы идем до машины, быстро что-то объясняет Андрею. Он слушает очень внимательно, периодически кивая, а я... Я, кажется, влюбился. С первого, мать его, взгляда. Ну разве так бывает, когда прилетаешь в чужую страну, чтобы сделать операцию другу своего отца!
- Сегодня будет тяжелый день, - говорит Юля, видимо, находясь под впечатлением от разбитого вида Андрея. - Много бумаг в больнице, много анкет, вопросов и осмотров для вашего друга. Это просто надо пережить. Дальше будет гораздо спокойнее.
Она улыбается, и я даже радуюсь, что мой отец не встанет у меня на пути, потому что такая девушка как Юля обязательно бы влюбилась в него, а он - в нее, и тогда у меня точно не было бы шансов. Не знаю, есть ли они сейчас, но, по крайней мере, есть надежда.
Мы приезжаем в эту суперсовременную клинику. Здесь все светлое, и стены, и потолки, и мебель. Такое светлое, что едва не приходится щуриться. И все так чисто - стерильно. Автоматические двери, через которые с легкостью скользят по идеально ровному полу носилки с больными и люди на колясках. На столах в стеклянных вазах - свежие желтые цветы. Нигде не торчит ни одного проводка, ни одной занозы в плинтусе. По дороге нам встречается несколько автоматов с водой, кофе, газированными напитками, шоколадками. Нас никто не просит надеть бахилы, хотя у меня возникает желание вообще снять обувь в такой чистоте. И главное - совершенно не пахнет больницей. Нет даже легкого запаха лекарств. На стенах везде картины с пейзажами, и мне даже кажется на минуту, что я ни в какой не больнице, а где-то в галерее современного искусства.
Доктор Дирк Лампрехт ждет нас в своем кабинете и приветствует улыбкой. Он пожимает руку сначала Андрею, потом мне. Он долго объясняет, что к чему, как все будет проходить, подробно останавливается на каждом анализе, на операции, дает Андрею заполнить целую кучу бумаг и дружелюбно подмигивает мне. Он вообще выглядит очень оптимистично и весело, как будто мы к нему зубы пришли лечить. Весь разговор идет, конечно, через Юлю, и отец то и дело крутит головой, переводя взгляд с доктора на нее. Половина слов не понятна даже на русском, и иногда Юле приходится объяснять,
