Мы сидим в малюсенькой забегаловке на четыре столика, едим вкусную шаурму и пьем турецкий кофе.
- Юля клевая, да? - начинаю я разговор.
- Хорошая, - кивает Андрей.
- Очень милая. По-моему, я влюбился.
- В кого? - отец поднимает на меня глаза.
- Ну, в Юлю!
Он смеется. Приятно видеть его смех, ведь отец не улыбался уже очень давно, и вот ведь, что его развеселило.
- Я серьезно, - говорю.
- Ей двадцать семь, - объясняет Андрей.
- Ух, я думал, где-то двадцать пять.
Он снова улыбается.
- Это не меняет сути, Юр, тебе семнадцать.
- Ну, давай ты сейчас будешь меня дискриминировать по возрасту! - театрально надуваю губы.
- Просто ты несовершеннолетний, и за отношения с тобой Юлю посадят.
- Блин! Вот подстава. А она замужем?
- Насколько я знаю, нет.
- Думаешь, у меня совсем нет шансов? - задумчиво закатываю глаза и подозрительно кривлю рот.
- А как же твоя Вера? - переводит тему Андрей.
- Не знаю, - пожимаю плечами. - Верка же далеко...
- Ну ты даешь! - тянет отец. - Какой оказывается ты непостоянный! Вот уж не думал, что мой сын такой ветреный.
Я как-то сразу притихаю. Не хочется, чтобы Андрей считал меня легкомысленным или несерьезным, но что мне поделать-то со своими чувствами!
- Может, я вообще полиаморный! - отвечаю.
- О боже! - он демонстративно прикрывает глаза ладонью, как будто от солнца. - Это точно не моя вина!
Мы смеемся, а потом какое-то время сидим молча, доедаем салат.
- А у тебя, кроме Влада, были же отношения? - снова начинаю я.
- Не то чтобы отношения...
- Да нет, - поправляюсь, - Ну вообще.
- Если ты о серьезных отношениях, то нет.
- Ты что же, ни в кого, кроме Влада, никогда не влюблялся?
- Влюблялся, - растягивает Андрей, как будто припоминая, - наверное, но несерьезно.
- И как понять, серьезно или нет?
- Только потом поймешь. Каждый раз, когда влюбляешься в кого-то, кажется, что это очень серьезно. Но когда приходишь к по-настоящему серьезной любви, все остальное кажется мелочью. Кажется, всего остального и не было.
- Вы же с Владом в одной школе учились, - продолжаю, делая вид, что ничего не знаю. - У вас не сразу были отношения?
- Нет, - Андрей снова улыбается, цепляясь за воспоминания. - В школе я его даже не замечал. Он учился двумя классами старше, да и я был занят по большей части тем, что убеждал себя, что я не тот, кто есть. Я вообще в школе боялся общаться с парнями, хотя мне хотелось. С девчонками было неинтересно, хоть они и липли ко мне. Но я всегда боялся, что если буду близко общаться с мальчишками, они обязательно заметят, что со мной что-то не так, что я смотрю на них как-то иначе. Мы с Владом первый раз серьезно пересеклись после развода. Было неожиданно его встретить в таком месте. Я никогда бы не подумал о нем... Да я вообще о нем никогда не думал. Он тогда меня здорово поддержал. Но я был студентом, да еще, к тому же, разбитым вдребезги всей этой историей с твоей мамой. Я даже в кошмарах не мог допустить мысли, что не смогу быть рядом со своим сыном, а тут все случилось наяву. Мы с Владом тогда встретились несколько раз. Он пытался поставить мне мозги на место, но ему не особенно удалось. Я отказывался принимать себя, каждый день обещал себе, что стану нормальным, смогу доказать Кате, что могу воспитывать тебя... И каждый день в чем-то прокалывался перед самим собой. Поэтому никаких отношений с Владом, или с кем-то другим, быть просто не могло. Хотя Влад, конечно, всегда был хорош.
- То есть, ты не влюбился в него тогда, в вашу первую встречу?
- Нет.
- Но вы же переспали?
- И что? - Андрей снова усмехается. - Для этого не требуется быть влюбленным.
Он теперь не скрывает от меня личного, и это мне нравится. Его как будто уже ничего не сдерживает передо мной, он совершенно открыт, и я ловлю каждое слово. Я хочу продлить этот момент, этот разговор.
- И когда ты понял, что влюблен в него?
- Мы пересеклись потом, несколько лет спустя, - продолжает отец. - Долго сидели в баре тогда, говорили. Потом встретились еще несколько раз, и я понял, что ни с кем мне никогда не будет так, как с ним. Влад удивительный человек. Он всегда умеет успокоить, поддержать. Если бы ни его поддержка, я даже не знаю, что бы со мной было.
Я смотрю на Андрея и вдруг понимаю, что Влад его буквально собрал в свое время по кусочкам. И не собрал осколки и склеил, как ему нравится, а бережно восстановил исходник, почти затоптанный общественным мнением и моей матерью. Я вдруг всё вижу: все раны, стертые углы, ноющие шрамы. И я вдруг понимаю, что таким отцом, какого имею, полностью обязан Владу, что без него вообще ничего бы не вышло.
Вечером, когда мы приходим в больницу к Владу, тот уже спит. Медсестра говорит, что он устал от многочисленных проверок и анализов, так что не проснется до утра. Андрей расстраивается и не может этого скрыть. Хотя, думаю, он и не пытается. Слишком долго слишком многое он от всех скрывал. Сейчас-то точно можно передохнуть. Он сидит у постели Влада и держит его за руку. Гладит пальцы, проводит ладонью от локтя до кисти, что-то говорит. Я не слышу. Я стою у двери, и у меня все сжимается внутри. Я почему-то только сейчас начинаю осознавать, что если Влад не выкарабкается, то вообще неизвестно, что станет с Андреем.
*** *** ***
Первая операция несложная. Так говорят врачи. Доктор, тот самый, который постоянно мне подмигивает, объяснил, что главная задача - восстановить связи между мозгом Влада и его позвоночником. Как я понимаю, мозг сейчас довольно вяло посылает импульсы двигательной активности и находится в состоянии глубокой апатии, а позвоночник напрочь отказывается эти импульсы принимать и вообще ведет себя безответственно. В общем, в организме все сломалось, перепуталось, все в каком-то шоке, и надо чинить.
Волосы у Влада только начали более-менее отрастать, и вот опять его, обритого, с ужасным шрамом, везут на операцию. Мы сидим в коридоре втроем: я, Андрей и Юля. Она по условиям контракта должна всегда быть с нами в такие моменты. Мало ли что -
