- Философ и поэт в тебе не убиваемы, - заметил Лоуэлл.
- Естественно.
Лоуэлл кивнул и приказал продолжать работу. Он вытер с лица кровь и обработал до сих пор немного кровоточащий нос. Мориссон пересчитал собак и обнаружил, что их осталось только три, остальные сорвались с поводков и сбежали то ли в лес, то ли из него. Лоуэлл, собрав с Расмудсеном все палатки, уселся на землю и задумался.
У них было три бесхозные палатки и три рюкзака, вдобавок один еле стоящий на ногах член экспедиции, которого наверняка придется нести на себе, если они не доберутся в срок. Лоуэллу было больно, ужасно жаль расставаться с вещами – единственным, что осталось от людей, которых он знал, но выбора у них не было. Он сложил оставшиеся съестные припасы в один рюкзак и приказал нести его Расмудсену, даже не обращая внимания на худобу того и некоторую слабость, вызванную старостью и долгим путешествием. Он тщательно перебрал все вещи, что остались в рюкзаках, выбрал из них медикаменты и личные вещи или просто побрякушки, сложил оставшееся одной кучкой и прикрыл ее лишними палатками.
Мориссон потушил костер и собрал оставшихся измотанных собак, сидевших высунув языки. Эйзер не мог взять свой рюкзак, хоть и уверял, что сможет перенести все, тогда Мориссон взял на себя и его ношу. Ему и Расмудсену оставалось лишь идти впереди, неся оставшийся скарб, а Лоуэлл и Мадлен тащили на себе Эйзера, немного пришедшего в себя. Окинув последнюю стоянку прощальным взглядом, Теодор приказал продвигаться.
Впоследствии ему не раз пришлось вспомнить обратный путь. Зарубки на деревьях помогли им вернуться до самого озера еще до того, как солнце оказалось прямо над их головами. Здесь Расмудсен объяснил, что дальше придется идти по памяти, ибо последующий путь еще более сложен и вовсе не ведет к старой стоянке.
Они остановились у озера и пополнили запасы воды, которые быстро истощились с последнего пополнения всего за один день. Перекусив тем малым, что у них осталось, путники двинулись дальше. Последующую дорогу Лоуэлл определил очень ясно, ибо прекрасно помнил, как бежал за уже покойными Доксоном и Улой. Припорошенное кострище говорило о том, что они на верном пути. От прежней стоянки они снова шли по зарубкам, которые предусмотрительно оставил Мориссон. Но оставшийся путь пришлось действительно восстанавливать по памяти: именно здесь они бросились вслед за Улой и еще тогда чуть не потеряли друг друга.
Эту часть леса сильно занесло снегом, который искрился в закатном солнце. Лоуэлл не видел ни знакомых возвышенностей, ни знакомых деревьев, которые говорили бы о возвращении на прежнее место. Издалека не доносились голоса, и костер не трещал, поднимаясь языками пламени до веток. А между тем очередной день подходил к концу, путники выбились из сил, и Лоуэлл, наконец, принял решение остановиться на ночлег.
Здесь было намного холодней, и даже в куртках Мориссон и Расмудсен продрогли. Костер улучшил положение ненадолго, ведь спать им предстояло на полусырой холодной земле. Эйзера уложили на два спальных мешка, и Лоуэлл отдал ему свою дубленку, оставшись в одном свитере. Он ожидал возражений со стороны товарища, но тот уже был настолько обессилен, что не мог говорить ничего. Мадлен вызвалась дежурить рядом с ним, чтобы проследить за его самочувствием. Мориссон вскоре присоединился к Лоуэллу у костра. Им было необходимо пережить эту ночь, потому что конец путешествия был намного ближе, чем казалось.
ГЛАВА 10.
Нокс не помнил, когда последний раз в лесу было так спокойно. Если бы не их лагерь, чаща походила бы на что-то неземное, удивительно красивое и безмятежное, как журчание ручья. Природа равнодушна к людским заботам, она равнодушна ко всему.
Лагерь не был так спокоен, все здесь находились в неимоверном напряжении, и Нокс ощущал это сильней других. Иммс стал намного раздражительней, чем был раньше, он метался по лагерю, порываясь к действиям, но рвение его скоро угасало, ибо он понятия не имел, что вообще может в их ситуации.
Неделя завершалась, но Лоуэлл со своей командой и не думал появляться. Те, кто слабо знал его, или вовсе не был с ним знаком, проявляли мало чувств по поводу его пропажи, однако Нокс – человек, который знал Лоуэлла всего один день, - изрядно беспокоился. И чем дальше, тем больше. К концу недели это беспокойство перешло в страх. Он никогда не имел опыта дальних путешествий, но понимал, что пропажа такого опытного путешественника как Лоуэлл не случайна. Он просто не верил, что такой как Лоуэлл может не вернуться.
На шестой день отсутствия Лоуэлла Иммс принял решение сворачивать лагерь и тут же получил в ответ возмущение Робба. Нокс подозревал, что его протест не случаен, но истинную причину не знал. Никто из оставшихся натуралистов не выказал недовольства его решением, напротив, некоторые с энтузиазмом встретили предложение возвращаться.
Нокс оставался в стороне, что порядком остудило пыл Робба. Когда все прения были окончены, Иммс поднял всю свою группу в обратный путь, Джейми же сделал вид, что собирается вместе с ними, но так и не пошел вслед за остальными, когда был дан старт обратному путешествию. Он был твердо намерен дождаться Лоуэлла и, если понадобится, отправиться за ним в лес, не обращая внимания на опасность. Робб встретил его самоотверженность с благодарностью во взгляде.
Иммс обнаружил отсутствие одного из членов его группы, только добравшись до хижины. Нокс отчетливо слышал его голос по рации, и после долгих колебаний принял решение не отвечать. Оставшиеся в лагере четыре человека терпеливо ждали крайних сроков, установленных самим Лоуэллом, но он искренне недоумевал, отчего они не могут броситься на поиски сейчас же. Роббу пришлось раскрыть замысел Теодора, и Нокс понял, что специальный поисковой отряд сработает куда эффективней, нежели их жалкая горстка, один из членов которой – ребенок двенадцати лет. Чем больше проходило времени ожидания, тем сильней создавалось впечатление, что с Лоуэллом они встретятся не скоро.
Они так и не увидели заката. Небо затянулось тучами, на землю посыпался тяжелыми хлопьями снег, который уже не таял при соприкосновении с поверхностью. В эти края приходила зима. Развести на ночь костер становилось проблематично, Робб лишь с третьего раза смог зажечь спички и поджечь тонкие сучья. Нокс поднялся с бревна, не находя больше в себе сил сидеть, и всматривался в темнеющую чащу леса.
Его сердце болезненно сжалось, когда между стволов замелькал свет, ему вдруг показалось, что их старый знакомый вновь пришел сюда, не заявляясь перед этим всю неделю. Он тронул за плечо Робба, и тот вскинул ружье, отчаянно пытаясь разглядеть что-то в лесной глуши.
