Иммс продолжал молчать, его нижняя губа дрожала. Лоуэлл знал, что ему нечего сказать лишь потому, что сказанное – чистая правда. Пусть Иммс и не признается, но настоящее положение дел он прекрасно знает.
- У тебя все? – осведомился Лоуэлл, подняв брови.
Иммс сжал губы. Потоптавшись на месте, он, наконец, коротко кивнул и прошествовал мимо Лоуэлла в приоткрытую дверь. Теодор не услышал его шагов: ковер поглощал всякие звуки. Эйзер тяжело опустился на диван и уронил голову на руки. В мозгу у Лоуэлла заговорил призрачный голос доктора, который уверял, что боли у Ханса пройдут быстро. Теперь он сомневался в его словах.
Мадлен взяла со стола конверт, который наверняка был продуктом городского почтамта, и отдала Лоуэллу в руки без лишних предисловий. Она задержалась взглядом на конверте, а затем прошествовала к сжавшему гудящую голову руками Эйзеру. Она мягко опустилась рядом с ним, положила руки ему на плечи и поцеловала его в висок, что-то шепнув ему на ухо. Когда она подняла голову, Лоуэлл встретился взглядом с ее изумрудного цвета глазами.
- Когда его прислали? – спросил он.
- В обед приходил Нокс. Он не стал подниматься, а Картер не сказал, что ты дома, и он отдал письмо мне.
Уголки губ Лоуэлла опустились вниз. Он присел на кресло с продавленным сидением и осторожно вскрыл конверт. Письмо было написано перьевой ручкой каллиграфическим почерком, в котором особенно выделялась буква «а» - приплюснутая, почти что эллипс, закорючка с еле заметным хвостиком. Лоуэлл развернул объемное письмо и принялся водить по строчкам пальцем, немного щурясь.
«Это самый вопиющий случай из всех, что мне приходилось наблюдать» - начиналось письмо без всяких приветствий. «О том, что Морган требует возвращаться за погибшими – это я слышал, и это возмущает меня не меньше. Но на излишние сентенции времени у меня нет. Ты наверняка должен помнить здешнего торговца по имени Томас Грегсон. Продает всякие побрякушки, которые ему толкают эти доморощенные охотники за всякой дребеденью. Я слишком хорошо помню все твои находки и те потери, которые сопутствовали путешествиям, и должен сказать, что тот мусор, который эти охотнички приносят, в подметки им не годится. А между тем Грегсон решил переплюнуть всех и вся и выкинул такой фокус, что даже комиссар присвистнул. Он, конечно, ни во что не верит, но я решил все же сообщить тебе, потому что после этого события в городе творится невесть что.
Дело в том, что Грегсон в начале недели обзавелся еще одним экземпляром, который не пошел на продажу, хотя кое-кто уже рвется приобрести его. Я не знаю, как он все это добыл, но теперь у него на двери висит череп и накидка твоего друга-демона. Я имею в виду Вендиго. Так он зовется? Впрочем, не важно. Я с уверенностью говорю о том, что это именно его череп и накидка и ничьи больше, потому что прекрасно помню, как ты однажды показывал мне это отвратительное чудовище. Помнишь, это было неподалеку от твоей хижины у подножия гор? Еще когда мы отправлялись на поиски Мориссона. Такое не забывается, сам знаешь, так что я абсолютно уверен, что не обознался. И это, поверь, еще полбеды.
На ночь Грегсон все это снимает, боится, видимо, что украдут. Самое интересное, что он так прячет, что не найдешь. Нет, я не искал, искал кое-кто другой. Не знаю, насколько это правдиво, но соседствующие с Грегсоном торговцы говорят, что очень многие приходят к его лавке, чтобы «прикоснуться к легенде». Короче говоря, череп перехватало приличное количество человек.
Но неделя уже завершается, сегодня воскресение, а за эти почти семь дней уже нашли мертвыми одиннадцать человек. И все они, как утверждают торговцы, дотрагивались до черепа. Само по себе то, что столько убитых за такой короткий срок – это нонсенс для нашего города, у нас-то и тюрьма небольшая – неоткуда браться уголовникам. А тут такое творится. Мало того, у всех них практически одинаковые раны, причем, смертельные. Трупы находили неподалеку от железнодорожной станции, там, где этот мотель для приезжих. Именно городской, не доезжая до товарной площади. В песке, в пустыне – только там и нигде больше.
Я никогда не думал, что напишу тебе подобное, но после всех твоих рассказов и после того, как ты мне все это показывал – реальное, не мифическое – я поверил. Я считаю, что это твой демон. Вендиго. Ты ведь оказался прав, они куда цивилизованней, чем мы думаем, это не тупые монстры, глотающие людей. И, похоже, они здорово злятся на то, что Грегсон вытворил с их погибшим сородичем. Верней, что он украл то, что ему совсем не принадлежит.
Конечно, комиссар послал меня куда подальше с моими легендами, Вендиго и всем остальным. Но так просто дело не разрешишь, а ордер на обыск дома Грегсона я не получу – нет оснований. Можно их, конечно, и найти, но пока я буду их искать, умрут люди. Мне нужна твоя помощь, просто необходима, иначе я лишусь работы, а город просто перемрет. Сейчас я в Сиэтле, как ты уже понял, но уже послезавтра отправлюсь обратно в Калифорнию. Надеюсь, ты составишь мне компанию.
И еще одно, что мне предстоит решить самому. Один местный журналист решил немного подзаработать и написал статью со своей фотографией на фоне черепа. Представляешь, что сейчас происходит в городе? Да что там, ты же все и так видишь. Таких идиотов я еще не встречал. Но это уже моя проблема. Я жду тебя в придорожном кафе, хочу поговорить без формальностей. Приезжай, как только сможешь».
Лоуэлл перечитал письмо еще раз, после чего небрежно свернул его и сунул обратно в конверт. Немного помедлив, он все-таки решил забрать конверт с собой. Он прекрасно осознавал, что ему в любом случае придется вернуться в город. Но ему казалось, что эта поездка ничем хорошим не закончится.
- Что там? – прервала его размышления Мадлен.
- Мне надо будет уехать ненадолго, - рассеянно бросил Лоуэлл.
- Не говори только, что решил пойти у Моргана на поводу!
- Нет, это другое. Это другое.
Не говоря больше ни слова, Лоуэлл вскочил с кресла и бросился к двери. На улице было довольно темно и прохладно, но он вышел в чем был. Немного сориентировавшись, он припустил рысцой по тротуару в сторону штаб-квартиры сообщества. Машина так и осталась не у дел.
ГЛАВА 17.
Приморское солнце сменилось пустынным, неприятно обжившим кожу лица. Казалось,
