Лоуэлл неспешно поднялся по ступенькам, приотворил противно скрипящую дверь и зашел в комнату, которую так и не прибрал с момента приезда. Он уселся на край дивана, выдвинул из-под него чемодан, кожа на ручках которого местами сильно потрескалась, и начал шарить в вещах. Отыскав почти на самом дне кучку писем, скрепленных бечевкой, он принялся развязывать тугой узел. Следующий час он вновь посвятил воспоминаниям, которые отнюдь не были хорошими.
К ужину никто не стал его звать. Лоуэлл даже и не заметил, как снаружи потемнело, а часы пробили семь вечера. Но он и не был удивлен. Он так тихо зашел в дом, что наверняка Картер посчитал, будто его нет. По существу, так оно и было, ведь все это время Лоуэлл отсутствовал, бродя в дебрях подсознания, а тело ничего не значило в такие моменты.
Он неторопливо поднялся, оставил письма и конверты валяться на полу, на диване, в чемодане, и побрел в коридор. Только ступеньки выдавали своим скрипом его присутствие, но никто так и не услышал ни единого звука – в столовой было достаточно шумно. Лоуэлл появился на пороге, словно приведение, чем немало напугал некоторых присутствующих. Среди ужинавших он заметил Барбару, лечащего врача Эйзера и даже Стоуна. Не было только Нокса, что Лоуэлла насторожило. Он ясно помнил, что оставлял его на попечение именно Стоуну, а не кому-то еще. Лоуэлл прошел к свободному месту, которое было, к удивлению, накрыто, и опустился на стул. Мертвенная бледность его лица только подтверждала, что он превратился в приведение. Оставалось лишь надеяться, что это продлится недолго.
Лоуэлл ничего не ел, не притронулся к питью и не открывал рта. Каждую минуту кто-то настороженно глядел на него, опасаясь, что он повредился умом. Но он оставался лишь пассивен и не более. Эйзер выглядел куда свежей, видимо, этот эффект имел место быть из-за того, что он все же разрешил себя побрить. Но с каждой минутой ужина Лоуэлл убеждался, что Эйзер сам по себе стал немного более живым. Он становился человеком. Однако Мадлен сидела вовсе не с ним и даже не напротив, а примостилась рядом с Барбарой и Стоуном в противоположном конце стола. Лоуэлл напряженным взглядом наблюдал за каждым ее жестом, но сама Мадлен так и не посмотрела на него. Взяв со стола стакан холодной воды, он молча поднялся и вышел из столовой. Его уход был мало кем замечен.
Лоуэлл так и не нашел в себе силы убрать все письма обратно и оставил их валяться по всей комнате. Он устало рухнул на кровать и лежал, сцепив пальцы на животе и глядя в белый потолок. В таком состоянии он пробыл до поздней ночи, пока входная дверь не хлопнула. Он не без труда заставил себя подняться и выйти на лестницу, но пока это сделал, вновь прибывший успел исчезнуть с порога. Тогда Лоуэлл, подождав несколько минут в дверях своей комнаты, отправился к обители Нокса, но вскоре обнаружил, что она заперта на ключ. Лишь голоса, доносившиеся с верхнего этажа, заставили его продолжить свои поиски, вместо того, чтобы возвращаться к себе.
Дверь кабинета Эйзера была приоткрыта, как это было всегда. Из щели доносился голос. Голос, который Лоуэлл тут же узнал, но никак не ожидал здесь услышать. Он встал у дверного проема и заглянул внутрь кабинета, оставаясь незамеченным. Иммса видеть он не мог, судя по голосу, тот стоял где-то у противоположной стены. Зато прекрасно видел Эйзера и, к своему величайшему облегчению, Мадлен. Она стояла, воинственно скрестив руки на груди и сверкая глазами. Пожалуй, без ее присутствия дом был бы вял и казался безжизненным.
Но вид Эйзера не вселял надежды. Куда делся тот Ханс, что был на ужине в столовой? Он стоял во весь свой высокий рост в том самом халате, который надевал в случае своего плохого настроения, а из-под него торчал стоячий воротник его рубашки. Лоуэлл заметил трость, на которую он навалился всем весом, положив на нее обе руки, только когда повернулся в ту же сторону, куда смотрела Мадлен. Теперь Лоуэлл не сомневался относительно местонахождения Иммса, как не сомневался, что ему здесь едва ли рады.
- Я не хочу, чтобы ты появлялся в этом доме без надобности, - голос Эйзера звучал на удивление спокойно и ровно, хоть он и хрипел. Тем не менее, Лоуэлл улавливал едва уловимые нотки волнения и, вместе с тем, раздражения, так свойственного Эйзеру.
- Я же сказал, я пришел сюда не просто так, - простонал Иммс.
- Я не звал тебя.
Эйзер повернулся к двери спиной и прошел, опираясь на трость, к Мадлен. Остановившись рядом с ней, он легонько дотронулся костяшками пальцев до ее щеки, а затем повернулся к Иммсу. В его глазах пылала плохо скрываемая ярость.
- Я не собираюсь, - процедил он сквозь сжатые зубы, - вспоминать прошлое. И возвращаться туда тоже не стану.
- Но Морган требует… - заикнулся, было Иммс, но тут же был прерван нетерпеливым жестом.
- Мне плевать, что он там требует. Если ему неймется, пусть отправляется туда сам.
Лоуэлл понял, что сержант решил найти другой способ заставить его вернуться за погибшими товарищами в Сьерра-Неваду. Он уже наперед знал, что так это дело не останется. Чувствуя, как обстановка начинает накаляться, Лоуэлл толкнул дверь и медленно вошел в кабинет, будто желая произвести наибольший эффект. Ни Мадлен, ни Эйзер не были удивлены его появлению, чего нельзя было сказать об Иммсе. Он порывался что-то сказать, быть может, поприветствовать его, но в итоге так и не произнес ни слова.
- Я, как всегда пропустил, все самое интересное, - произнес Лоуэлл. – Что там требует твой чертов Морган?
- Он хочет, чтобы мы вернулись в Сьерра-Неваду… за телами погибших, - выдавливая из себя каждое слово, ответил Иммс.
- От тел погибших ничего не осталось, кроме костей. В лесу есть охотники до разлагающейся плоти. Вернувшись туда, мы только схороним себя самих. Я уже говорил ему об этом сегодня, если он считает, что меня можно сломать – он сильно ошибается.
- Я говорил ему то же самое, но он не стал даже слушать.
- Знаешь, что бы я сделал, будь на твоем месте? Предоставил бы Моргана самому себе. Пусть он сам бесится со своими требованиями, но ради него никто не станет возвращаться.
