«Дворецкий» не мог ничего поделать, ибо Лоуэлл наотрез отказался вверять ему вещи, и старик беспомощно топтался около них, пока Теодор отдавал распоряжения посыльному. Нокс хотел разузнать, что же происходит, но не мог обратиться к нему, имея в голове только одну совершенно дурацкую фразу, вроде «господина дворецкого», и из-за этого ему пришлось ждать помощи Барбары. В итоге, к завтраку он сумел узнать, что старика звали Картер.
Вскоре на пороге появилась и сама причина переполоха. Мадлен не спешила заходить в дом, внимательно оглядев сперва фасад, а затем прихожую с ее несколькими вешалками на ножках, тусклой лампе в шарообразном плафоне и темными обоями. Да и вообще весь первый этаж казался каким-то мрачным, чересчур затемненным по сравнению со вторым.
Исключение составляла столовая с маленькими окнами, занавешенными тюлем и выходившими на шумную улицу. Со склона, где располагался дом, можно было лицезреть красивые виды на залив и порт с его многообразием частных судов. На Нокса такая обстановка подействовала благотворно, пусть и большое количество ресторанов и баров его отталкивало, но Мадлен, видимо, была в скверном настроении, и солнечная погода не могла рассеять тучу у нее над головой. И только Лоуэлл с вечера очень преобразился и стал даже улыбаться. Что его так радовало, никто не мог сказать.
До начала завтрака Нокс решил отправиться обратно в свою комнату. Оживление его совсем не затронуло, напротив, он считал себя лишним. Лоуэлл, по-видимому, так не думал, и через несколько минут заглянул к нему в комнату. Джейми не мог поверить, что такой чуткий человек мог быть когда-то эгоистом и тем более оставаться им.
Теодор предложил ему отправиться в столовую, где уже были Барбара и Мориссон, и он не смог отказаться. Когда он вышел в коридор, Лоуэлла и след простыл. И откуда только берется энергия у этого человека?
Полы коридора были устелены мягким ковром, и любой мог двигаться бесшумно. Когда на лестнице показался Эйзер, Нокс едва заметно вздрогнул от неожиданности. Ханс был крайне вял и двигался неспешно, опираясь на трость. Он не сразу заметил гостя, да и поздоровался с ним запоздало, неторопливо обойдя его с левой стороны и остановившись у приоткрытой двери. Немного помедлив, он отворил ее и вошел внутрь, оставив Нокса в полном замешательстве.
Эйзер проковылял в свой старый кабинет, по привычке не закрывая за собой дверь, и остановился посреди комнаты. Все здесь было покрыто тонким слоем пыли, неяркие тона стен, мебели и ковра навели на него глубочайшее уныние. Пока он оглядывал безрадостную обстановку кабинета, входная дверь хлопнула, после чего послышались негромкие шаги и голоса. Затем звук шагов поглотил ковер, и Эйзер догадался, что поднимаются к нему на второй этаж. Он выпрямился настолько, насколько мог себе позволить, и повернулся к двери лицом. Вскоре в дверном проеме появилась голова Лоуэлла, и он почувствовал облегчение.
- Так и знал, что ты здесь, - воскликнул тот, после чего его голова исчезла из проема, не дав возможности Эйзеру заговорить.
Его голос зазвучал в коридоре, после чего дверь широко открылась, и на пороге, к величайшему удивлению Эйзера, показалась Мадлен. Никакой походной одежды, так не шедшей ей к лицу, больше не было. Она была одета в ее привычные зауженные брюки, легкую блузу жемчужного оттенка, а на плечи был накинут палантин с замысловатым узором. На фоне ее элегантности Эйзеру стало стыдно за свою мятую рубашку и потертый халат – верный спутник его меланхолии. Спустя мгновение в двери снова показался Лоуэлл.
- Я пристрою вещички и распоряжусь на предмет завтрака, не то мы тут все издохнем скоро, - сказал он, положив руку ей на плечо. Мадлен коротко кивнула, и Лоуэлл, загадочно сверкнув глазами, исчез.
- Вещички? – переспросил Эйзер, подняв брови.
- Да, Ханс, ты не ослышался, - она стянула с плеч палантин и прошествовала к просиженному креслу, на котором часто царствовал Лоуэлл, когда ему случалось заезжать сюда. Она небрежно смахнула с подлокотника пыль и присела на самый его краешек. – Я некоторое время поживу у тебя, если ты не против.
Эйзер, пребывая в легком замешательстве, покачал головой.
- Вообще, - продолжала непринужденным тоном она, - я собиралась остановиться у Теодора, но у него сейчас трудности с инспекторами, так что пришлось оторвать драгоценный кусок жилья у тебя.
Она не стала вспоминать, что хотела некоторое время жить у Доксона. Он был ее старым другом, не таким давним как Лоуэлл, но не менее близким. Да и зачем было скрывать – потеря Доксона была невыносимой болью не только для нее. Тем не менее, сейчас она мастерски скрывала свои эмоции, но Эйзер чувствовал, что дается ей это нелегко.
- Мориссон тоже приехал? – осторожно поинтересовался он.
- И не только он. Новый знакомый Теодора тоже здесь. Вернее сказать, Лоуэлл предложил ему переночевать в твоем доме, а не в мотеле. Завтра его поезд.
- Да, я только что видел его в коридоре. Теодор говорил мне, что его другу понадобится ночлег. А как долго собираешься пробыть здесь ты?
- Должна ли я спрашивать, с чем связан такой вопрос? – с легким смешком поинтересовалась Мадлен. – Ты же понимаешь, что я не смогу уехать раньше, чем найду новую крышу над головой.
Эйзер не был удовлетворен. Насколько он мог хорошо знать Мадлен, она всегда нервничала, когда что-то недоговаривала. Она перебирала пальцами край палантина, не глядя ему в глаза. Видимо, почувствовав на себе его взгляд, она снова заговорила:
- Но мое пребывание здесь напрямую зависит от твоего выздоровления.
- То есть?
- Теодор хочет, чтобы я осталась здесь в качестве моральной поддержки и кое-какой помощи. Мы с ним отлично знаем, как ты ненавидишь врачей, а между тем тебе необходима врачебная помощь.
- И поэтому ты и Теодор будете заменять мне этих врачей? – ехидно поинтересовался он.
- Все верно, - Лоуэлл снова появился в комнате на мгновение, после чего поспешил убраться. Эйзер скорчил недовольную гримасу.
- Но как я понимаю, болеть дольше в твоих же интересах, - продолжила между тем Мадлен. Эйзер нахмурился, не совсем понимая, что она имеет в виду. Она тяжело вздохнула, будто ответ лежал на поверхности, а он никак не мог этого понять, и сказала: - Брось, Ханс, я же знаю, тебе хочется, чтобы я как можно дольше оставалась здесь, ведь так? Давай же, скажи, что я слишком много о себе думаю.
- Если так, - усмехнулся Эйзер, - то мне придется болеть до самого гроба.
Теперь пришла ее очередь
