Но каким же ударом было для меня узнать, что Магидсон, оказывается… женщина, и зовут её Софья Львовна. Фу… Не верю до сих пор, и не поверю.
Магидсон, жив ли ты ещё, старый хрен, покажись публике, не заставляй нас думать, что о корсарах и капитанах может что-то стоящее написать баба.
Да от такого удара люстра на потолке качается и хрусталинки на ней звенят…
Долгий телефонный звонок. Это звонит Яра. Только он так назойлив и так любит отвлекать от самых интересных и нужных дел. Только он всегда некстати. Он медленно крутит свой диск, делая большие паузы между цифрами, внимательно прислушивается к гудкам и легко узнаваемым противным голосом крякает своё «Алё!»
«Алё! В Москве землетрясение, слыхал?» Новость ошарашивает, но Магидсон пишет о Дрейке не отвлекаясь, и я кладу трубку на стол, бормоча что-то дежурно-невнятное. А люстра входит в какой-то странный резонанс и качается ещё сильнее. Может правда – землетрясение?
«Яра, правда - всё качается!»
«Я тебе, кызла, говорил – Везувий, а ты не слышишь!»
А Магидсон рассказывает о Гудзоновом заливе: искали проход в Тихий океан и не нашли, полное разочарование...
На улице дождь, и мне совершенно не хочется куда-то идти, но Яра зовёт прошвырнуться.
Вынужденно соглашаюсь, поскольку знаю давно: если с Ярой не сходить просто прошвырнуться – позовёт на футбол, а футбол с Ярой это ещё та забава. Придётся знакомиться на трибуне с тучей каких-то чужих ненужных людей, запоминать их имена, выслушивать несмешные анекдоты, ходить гурьбой от Лужников то к университету, то к самому Кремлю, просыпаться с жестокого похмелья, а потом спрашивать самого Яру, что было с нами вчера. Кайф сомнителен, выбираю простую прогулку.
Снобизм Калининского неубиваем: гордые посетители «Весны», «Подарков» или «Москвички», отстоявшие часовые очереди и получившие долгожданный товар; гордые зрители «Октября», съевшие в буфете пирожное «Лесенка» или «Картошка» и посмотревшие очередной выпуск киножурнала «Новости дня»; много понимающие о себе завсегдатаи «Дома книги», играющие и выигрывающие в книжную лотерею; любители фотоплёнки, фотобумаги и фиксажа, ищущие и находящие всё это в магазине с космическим названием «Юпитер»; совсем не бедные граждане, посещающие ресторан «Арбат», кафе «Печора», бар «Жигули» и другие злачные места; ну и так – по мелочи – дамочки из салона красоты, тётеньки из кулинарии, а также иные граждане СССР, случайно забредшие сюда с Арбата или Садового кольца.
Мы с Ярой прибываем солидно – на древнем малиново-жёлтом МТБС с номером 470, посудина еле ползёт по склону от СЭВа вверх, и это немного добавляет торжественности моменту. Вообще на «двойке» уже много новых ЗиУ, и я бы обязательно дождался одного из них, но Яру не остановить – едем, и всё...
Прошвырон стартует от остановки «улица Чайковского» и продолжается в медленном темпе по правой от нас стороне Калининского.
«Ух, какая булка пошла» - почти кричит Яра, заметив барышню в облегающих джинсах и свободного покроя белой блузочке. Барышня оборачивается – крокодил крокодилом... «Отстань, шкет!» И гордо идёт дальше, чётко отбивая свой ритм каблуками.
И Яра совершенно серьёзно начинает причитать: «Почему - если сзади красота, то спереди урод?»
«А ты сам-то - с какой стороны урод?» - пытаюсь съязвить я, но его уже не остановишь. Расстроенный Яра – он как расстроенный рояль: лучше не слушать. Вспоминает какую-то незнакомую мне Ингу, отказавшуюся с ним целоваться летом в лагере, а потом знакомую Маринку из «Б», что не пошла в кино. Мрак полный. Ноги идут, глаза смотрят, мозги заняты какой-то ерундой. Хорошо отдыхаем! Асфальт почти горяч, энергии много…
Нас спасает только пиво, купленное в «Новоарбатском» гастрономе на первом этаже. Оно жигулёвское, свежее, прохладное и по-настоящему развязывает языки, а также делает маршрут прошвырона более изощрённым: через Арбат к Сивцеву Вражку, а по нему в сторону Смоленской и по задворкам высотного МИДа к Садовому кольцу. Все маринки и инги давно забыты, мы говорим о высоком: «Вот скажи мне, в 2000 году будет коммунизм?»
«Не знаю, наверное, будет».
«А я точно знаю, что нам с тобой будет тогда по 40 лет».
«Сила...»
«Старость не радость - говорит мой дед.»
«Но он родился в девятнадцатом веке, а мы-то будем жить в двадцать первом...»
Действительно, что нам век?
В беседу встревает довольно ранний и очень красный закат, фонари ещё не включились, и весь переулок залит кровавым соусом.
Почти у Зубовской садимся на сто тридцать второй, едем по домам. Неприметный серенький 51-48 доставляет нас к Триумфальной арке, откуда Яра идёт пешком, а я ещё минут десять жду и дожидаюсь брутального 80-28 редкого пятьсот пятого маршрута.
Яблоневый сад и немногочисленные хрущёвки интереса не представляют, не отделавшись ещё от хмельной волны, тихо изучаю соседей. Вот пара, на вид студенты, держатся за руки. Да не вцепляйся ты в неё так, никуда она от тебя не убежит. А если убежит, туда и дорога, как яриной Инге с Маринкой вместе… Вот молодая мамаша с коляской: кто-то там спит и даже слышно, как ворочается, но кто – не видно. Вот небритый мужик в коричневом плаще из болоньи, такие уже не носят, и… Двери открываются, и я дома. После дождя весь двор в лужах, но моцион уже совершён, кислород усвоен, и прыгать и обходить их совсем не трудно.
А дома меня опять ждёт старик Магидсон. Книга лежит на тумбочке около подушки, и ночь начинается: флот адмирала Чжен Хэ приближается к берегам Калифорнии, а Лазарев уговаривает Беллинсгаузена подойти поближе к Антарктиде и наконец утереть носы этим британским хамам, шастающим тут и там по Мировому океану. Тоже, можно сказать, прошвырнулись чуваки неплохо – из Питера вокруг всей Земли и обратно всего за полтора года.
Прошвырнулись, надулись, сдулись... Ярины прибаутки сопровождают меня и в снах, путая их с реальностью, но в целом всё хорошо: живём, ребята...
ОСКОЛОК 5. ШОКОЛАД
Она говорила другим про меня так: «Дурень он, конечно, но дурень талантливый…» А других-то вообще не замечала! Вроде плюс, но как-то иллюзорно...
Но с некоторых пор я уже не мог отделаться от её внимательных серых глаз, от знакомого до боли неповторимого низкого голоса, от манеры смотреть сквозь тебя, как будто тебя и нет вовсе.
Кошка, что с неё взять? Она и сама всем велела – зовите, мол, меня Кэт. Ну, Кэт так Кэт, никто вроде и не против.
Увидев Кэт, отец сказал мне: «Ну что ж, полюбить, так королеву…»
А Яра сказал: «Ты мне друг, но от общения с ней ты сам тоже становишься какой-то кисой. Возьми и взгляни на себя в зеркало».
Прозвище закрепилось на многие годы,
