Сияние тут же погасло, и всё стало как прежде; часы продолжали отбивать последние удары полуночи. Реми больше ничего не чувствовал. Он удивлённо и растерянно посмотрел на мессира ― неужели ничего не получилось?
― Подожди, ― успокаивающе сказал мессир. ― Скоро всё придёт.
Они вновь подошли к окну ― стоять у него было немного приятней, чем в глубине мрачных покоев с пугающими картинами.
― Не бойся, ― вновь поддержал его мессир. ― Эликсир действует, и скоро ты это почувствуешь. А пока ответь мне: согласен ли ты занять моё место?
Реми растерянно смотрел на Ладислава, не зная, что ответить.
― Не сразу, конечно, ― уточнил мессир. ― Не бойся, я не оставлю тебя прямо сейчас. Я поживу ещё лет десять-двадцать, за это время успею обучить тебя всему, покажу все свои дома и богатства, познакомлю со всеми своими людьми.
― А что будет потом? ― с тенью страха спросил Реми.
― А потом ― потом я умру, ― спокойно ответил мессир. ― Никто из обратившихся к вечности пока ещё не смог выдержать её бесконечность. Рано или поздно и ты устанешь наблюдать вереницы событий и череду поколений.
Реми молчал, уставившись в безлунную темноту за окном. Выходит, он принял зелье вечной жизни лишь для того, чтобы потом решить умереть? Значит, никакое это не бессмертие, а просто отсрочка смерти?
― Я ничего не знаю о вечности и бессмертии, ― удручённо и тихо признался он.
― Я говорил уже ― никто не знает, что это, пока не обратится сам. ― Мессир деликатно смотрел на Реми. ― У каждого свой опыт вечной жизни, и он может быть не похожим на опыт других. Но я вижу… я вижу, что тебе такой опыт по силам.
Реми тяжело вздохнул и буквально простонал:
― Ну как, как вы это видите? Откуда вам знать, что мне по силам?
― Ты управлял в Ласковом замке, хоть и с помощью брата, ты мог унаследовать Снежное баронство, ты выжил сам и не дал погибнуть брату, ты думал о будущем и сам решился на обретение бессмертия. Ты многому научился, и мои люди готовы принять тебя не только в свой круг, но и в его середину.
Мессир умолк, Реми молчал. Он чувствовал себя опустошённым, да и зелье всё никак не начинало действовать. Ладислав говорил, что он непременно почувствует силу эликсира, а он не ощущал пока ничего. И чего мессир так насел на него с этим предложением? Ему, Реми, шестнадцатый год, какой из него преемник человеку, прожившему больше шестнадцати столетий? Все люди, все эти бессмертные юноши по меньшей мере в десять раз старше него, и как он будет управлять ими?
Казалось, мессир умеет читать мысли. Впрочем, почём знать, может, и умеет. От него всего можно ожидать.
― На первых порах мои люди помогут тебе освоиться, разъяснят всё, что не успею разъяснить я сам. ― Голос его звучал мягко, осторожно, даже ласково. ― Они верны мне всего до единого, и так же они будут преданы тебе, если я оставлю тебя продолжать свой путь в вечности. Слушай их советы, и ничего не случится.
От ласки, прозвучавшей в голосе мессира, Реми стало как-то неудобно. Ладислав предлагает ему неизмеримо больше того, на что он только мог рассчитывать прежде, уговаривает его, объясняет, а он упрямится, будто его хотят растерзать. Да и в конце концов, что плохого, если он, Реми, станет новым мессиром? У него будут власть, люди и средства совершить всё, что он задумал и ещё задумает. Хотя, конечно, боязно, очень боязно ― какой из него мессир, ему нет и семнадцати лет.
И всё же волна стыда обдала его сознание и пролилась румянцем на щеках.
― Что мне делать после… того, как вы оставите нас? ― с трудом выговорил Реми, потупив очи, будто не смея взглянуть на мессира.
― Для начала мсти, ― уверенно ответил тот, пальцами мягко приподнимая голову Фруа. ― Мсти и не жалей тех, кому мстишь, ибо они не заслужили твоей жалости. Но и не будь жесток там, где можно обойтись без жесткости.
Реми кивнул. Образ Этьена встал у него перед глазами, потянув следом картину разорения в Снежном замке. От этого Реми прослезился. Мессир бережно утёр ему слёзы подушечками пальцев и посмотрел на него с небывалой нежностью.
― Не плачь, Реми, не сейчас. Негоже вступать в вечность со слезами на глазах. Но после плачь, если захочешь, ибо слёзы говорят о том, что ты не очерствел, не омертвел душой. У тебя доброе сердце, и если его не обратило в камень то, что уже случилось, значит, больше ничто не сможет ожесточить его настолько, чтобы ты позабыл о жалости и милосердии. Ты станешь мне хорошим преемником.
Реми слабо улыбнулся. Он уже почти согласился стать новым мессиром.
― Ты подаришь жизнь и счастье многим из тех, кому суждены лишь горе и смерть. Когда ты утолишь жажду мести и напьёшься кровью убийц твоего рода, ты захочешь нести добро, и тогда ты сам поймёшь, что тебе нужно делать дальше.
― Хорошо, ― сдался Реми.
Какое время они молчали, стоя у окна; Реми пожалел про себя, что тут нету кресел ― он уже порядком устал стоять, переминаясь с ноги на ногу, да и эликсир не спешил действовать, да ещё и спать хотелось ― часы уже показывали второй час ночи. Мессир же, напротив, не ощущал усталости и продолжал стоять прямо и легко, словно не прилагая к этому никаких усилий. Реми смотрел на него не без белой зависти.
«Я буду рыцарем, а ты ― моим оруженосцем». Годфруа стоял на коленях перед престарелым графом, а тот легко касался мечом его плеч…
― Куда мы отправимся после моего обращения? ― спросил Реми, чтобы избавиться от болезненных воспоминаний.
― Куда-нибудь на юг. ― Мессир улыбнулся Реми. ― Скорее всего, мы вернёмся в Лазурный Чертог, но ненадолго, только чтобы соединиться с моими людьми, что остались там. Несколько человек будут в чертоге всю зиму, но большинство я уведу южнее, значительно южнее ― ты никогда и не слышал о таких странах. Нам нужно следовать за весной, чтобы она привела нас в лето.
― По мне, тут уже сыро и холодно, ― решился спросить Реми. ― Как же вы и ваши
люди живут сейчас в этом доме?
Мессир усмехнулся, оценив заботу.
― Я ночую с Камилом в своих покоях, они расположены
