– Очень просто. Я часто задумывался, читая ваши книги, откуда вами берутся сюжеты... точнее, что наталкивает вас на новую вещь? Вы знаете, я уверен, что просто так, ради какой-то идеи, такой, как вы автор, новый сюжет не начнет.
Роберт понял, в чем дело и одарил собеседника ответной улыбкой.
– Это свойственно всем авторам, уважаемый Леонид... Можно?..
– Безусловно. Я не люблю официальностей.
– Что-то или кто-то наталкивает на уже наболевшую мысль и заставляет взяться за новую работу.
– Не скажите, Роберт... Можно?..
– Безусловно... – Роберт откровенно засмеялся.
Леонид дружески его поддержал:
– Не любите официальности. Но вы себя выдаете не наболевшей темой, а неожиданным случаем, не так ли? – в голосе собеседника почувствовался оттенок язвительной иронии. – Именно такой случай... я имею в виду особый случай... вас побуждает к новому сюжету. Верно?
– Честно говоря...
– Да! Конечно да.
– Но это с другими тоже бывает.
– Но не всех захватывает социально-политическая тема, – с тонкой подковыркой отметил Ерёменко. – И что удивительно, вам эти темы прощают и печатают советские издательства.
Роберт вздохнул с усмешкой:
– Если б вы знали чего это мне стоит!
– Не знаю, не знаю. Меня бы давно уже посадили.
Они дружно посмеялись над черной шуткой.
– Как вам это удается? Не исключаю элитную партийную крышу заинтересованных органов.
– Да нет. Что я такое из себя представляю? Ничего. Простой инженер-исследователь.
На это собеседник скромно загадочно хихикнул.
– А вы, Леонид, чем занимаетесь, если не секрет?
– Нет, какой же секрет – я агент по реализации оптики одного очень крупного завода... Кстати, ваши очки, извините, не выдерживают никакой критики. Разрешите? – он протянул руку к очкам Роберта. Роберт покорно снял очки и без колебаний отдал их в тонкие пальцы специалиста. Он и сам был не лучшего мнения о конструкции своих очков, верней, оправы, с трудом выбранной в центральной оптике Харькова. То дужки расходились, и их нужно было изредка подгибать до тех пор, пока пластмассовая конструкция не лопалась, и тогда очки приходилось нести в мастерскую ближайшей оптики, то терялся винтик, и если эта микроскопическая деталь не обнаруживалась где-нибудь в углу шва кармана или кожаном футляре, дужку приходилось скреплять проволокой. Эта мышиная возня ему порядком попортила нервы и заставляла относиться к лицевому предмету своей наружности с недопустимым пренебрежением.
– Ой-ой-ой! – покачал головой специалист. – Роберт Иванович, позвольте мне поучаствовать в выборе атрибутов вашей внешности. Можно?
Роберт признательно улыбнулся:
– Ну, если возможно. Я на них, признаться очень зол. И очень давно...
– Великолепно! – воскликнул Леонид. С этими словами он поднял свой небольшой «дипломатик», положил на столик, осторожно сдвинув бумаги Роберта, открыл крышку и взору Корнева неожиданно предстал великолепный арсенал аккуратно расставленных в бархатных ячейках образцов очков самых лучших импортных моделей. В одно мгновение в руке Леонида откуда-то появился окуляр и, приблизив его к очкам Корнева, специалист несколько секунд рассматривал стекла.
– Ясно. Минус два. Сейчас найдем... – он повел пальцем по рядам очков, найдя, вынул из ячейки необыкновенно комфортные очки и протянул их Роберту, – это они, извольте. Даже расстояние межцентровое ваше!
Роберт растерялся:
– Это мне?..
– Роберт Иванович, не откажите мне сделать вам мой скромный подарок. Так сказать, память о нашем знакомстве. Пожалуйста!
– Но это же ценная вещь, Леонид!
– Вот поэтому и хочется запечатлеть в памяти. Не откажите, пожалуйста. Чтобы потом, когда-нибудь... а я в этом не сомневаюсь... при следующей встрече я с гордостью увидел бы мой подарок на вашем лице.
Роберт расчувствовался. Надел новые очки. Несколько секунд с полуулыбкой рассматривал лицо своего неожиданно свалившегося откуда-то благодетеля.
– Спасибо... – качнул головой. – Здорово. Как удобно! Просто удивительно! Я и не догадывался, что такое может быть... – потом посмотрел на свои кривые на проволочной подвязке очки. Покрутил их в пальцах, словно подыскивая, куда бы теперь деть мучительницу-оправу, отнявшую у него столько творческой энергии. Леонид, наверное, понял наступивший «момент истины» и осторожно взяв из рук Роберта теперь уже жалкие на вид его старые очки двумя пальцами, словно боялся обжечься о раскаленные кривые их дужки и приподнял над столом:
– Можно мне конфисковать их у вас, Роберт? Чтобы никогда они не попадались вам на глаза и не портили настроение?
Роберт усмехнулся:
– Удивительно, как вы точно определяете мое отношение к вещам. Это у вас природная особенность, я бы сказал.
Леонид скромно опустил глаза.
– Может быть. У каждого своя особенность... Так я возьму?..
– Да, конечно! – великодушно отозвался Роберт, с удовольствием нащупывая дужки новых очков. – Леонид, вы, как и я – на Южном вокзале?..
– Нет, уважаемый Роберт, меня кое-какие встречи ждут в Белгороде. Так что... – Леонид глянул на часы, – мы с вами разлетаемся, – он скромно улыбнулся. – Но я уверен, что еще встретимся. Во всяком случае, я вас уверяю, что напомню о себе в нужную минуту. Я вас уверяю, дорогой Роберт, – добавил специалист, протянув руку Роберту.
– Как, уже? – недоуменно подал руку Корнев.
– Увы! – Леонид посмотрел в окно. – Подъезжаем. Всего вам. И мои вам напутствующие пожелания: не поддавайтесь, мой любимый автор, неординарному случаю для решения наболевшего. Это опасно, – сказал он на прощание, приподняв руку. С этими словами он испарился, исчез, как и появился, словно на минуту вышел проветриться...
Роберт не помнил минуту или момент когда и как он вернулся к сюжету. Казалось, просто прервался на минутную паузу, во время которой, как правило, после завершения логического фрагмента потребовалась передышка для сосредоточения в новый образ. Нужно было ощутить телом и осмыслить мозгами тот ужас, какой настиг Сабурова-Демина, когда он обнаружил себя запертым в замкнутом пространстве по чужой воле. Видно кому-то нужно было за какие-то грехи дать ему почувствовать, что такое тюремное заключение, а еще эффективнее – ощутить момент лишения свободы непосвященному пионеру. Демин ломал голову и не мог найти хоть какую-нибудь зацепку. Он последовательно осмотрел всю стену. Левее входной двери зиял бункер для сбрасывания сверху грязного белья, небольшая куча которого сгрудилась у его подножья. Здесь же рядом на металлическом столе лежали аккуратные стопы проглаженного чистого белья. Были они трех сортов по цвету и фасону: полосатые брюки и пижамы, белое нательное и серые и белые медицинские халаты, перед которыми пижамы не выглядели преимущественно в эстетическом отношении. У Демина сразу же невольно возникло желание сбросить с себя задубевшую, вызывающую жгучий зуд одежду. Не раздумывая, он переоделся во все сухое и белое, приятно щадящее тело, и с облегчением вздохнул. Появился стимул спокойно разобраться в ситуации.
