Один из мужчин уже плавал лицом вниз в пруду, а вокруг него стремительно расплывалось красное пятно. Девчонка умудрилась заколоть бугая, который казался огромным чудовищем рядом с нею. Наверное, ей удалось захватить его врасплох, но это никак не может отменить ее смелости и решительности. Окровавленный кинжал девушка сжимала перед собой, прижавшись к каменной стене, куда ее загнал второй убийца. Судя по тому, как несчастная хватала ртом воздух, прижимая руку к животу, мерзавец смог достать ее кулаком или ногой, и теперь занес над нею тяжелый меч, уже испивший крови десятков царских жен. Раб, несомненно, преуспел бы в своем кровавом служении, если бы не мой метательный нож, который посвистел над прудом и вонзился в основание шеи здоровяка.
Когда я вытащил из-под обмякшей туши перепуганную девицу, та приняла меня за очередного убийцу и попыталась отбиться. Кое-как мне удалось убедить ее в том, что я друг. Не разумея варварского каркающего языка юго-восточных народов, сделать это было непросто. К счастью, юная Руфима оказалась умной и сообразительной. Она поняла, что я спас ее, и решила всюду следовать за мной.
Бывшая царская жена оказалась ценным приобретением для отряда в целом и лично для меня в частности. Во-первых, она умеет готовить огромное количество разнообразнейших блюд, может практически из любого животного или растения сделать нечто съедобное и, более того, вкусное. Странная заморская кухня поначалу была нам непривычна, а старик Син до сих пор то и дело мается животом с Руфиминой стряпни, но это было всяко лучше чем сожженное до углей мясо, которое получалось у меня или невнятная похлебка из горьких листьев, что варил Рейн.
Во-вторых, девушка, несмотря на юность, оказалась искусна и неутомима в постели, что наводило на мысль о том, что Ханон Четвертый утвердил в своем гареме некую систему обучения интимным делам, чтобы любая из его многочисленных жен в любой момент могла порадовать своего мужа. Меня не смущает прошлое Руфимы, и я с удовольствием пользуюсь результатами трудов неизвестных учителей. И буду пользоваться впредь, по крайней мере, покуда длится мой поход. Я бы, без сомнения, взял эту женщину в жены по возвращении домой, но меня настораживает то, что за три года, которые мы делим одну палатку и одну постель, она так и не понесла от меня. Может быть тот презренный раб, что загнал ее в угол в гареме и почти убил, успел таки что-то сломать у нее во чреве, что ей больше не дано выносить дитя. Жаль ее, но, увы, бесплодная женщина не годится мне в супруги, ведь после похода главной моей целью станет продолжение рода.
Руфима говорит, что все понимает, что уйдет, когда это станет необходимо, но я вижу, что она плачет временами тайком, думая, что ее никто не заметит. Сердце мое разрывается, когда думаю об этом, но не в нашей власти что-то изменить. Вернувшись героем в родной город, я стану объектом желания всех женщин на сто миль окрест — останется только выбрать самую крепкую и широкобедрую, чтобы выносила мне богатыря-сына и пару шустрых дочек для услады взора в старости. Руфиму я оставлю при себе в роли служанки, а может и отпущу на все четыре стороны, на поиски своего счастья, коли найдется где-то в нашем мире оное для таких как она.
Молодая женщина поднимает взор от очага и улыбается мне ровными зубами, ослепительно белоснежными на фоне темной кожи. Я киваю ей в ответ, предвкушая очередную приятную ночь в нашей палатке. Что бы там не ждало нас в будущем, надо пользоваться тем, что имеешь сейчас и брать от жизни все, что сможешь. Так учил меня Син. Так я живу уже много лет.
Старик поднимается со своего места и, не обращая внимания на Молчуна Рейна, который все еще что-то рассказывает ему, подходит к валуну подо мной. С удивительным для его возраста проворством Син взбирается ко мне, хотя кряхтит и ворчит, пока карабкается на камень. Щуря свои еще не сильно растерявшие зоркости глаза, учитель смотрит на отроги Рваных Гор и на изломанную долину, что уходит на северо-восток от нашего лагеря. Там из-за холмов тянется к небу далекая струйка серого дыма.
— Он там, — говорит старик.
— Почему ты уверен, что это именно Он? — интересуюсь я.
— Кто еще может оказаться в этом забытом древними и новыми богами месте в то же время, когда пришел сюда ты? Его пророчество ничуть не слабее твоего, юный ученик. Он прошел столь же долгий путь, и Он не похож ни на одного из твоих прежних соперников. Это не просто враг, это Враг с большой буквы, погибель мира, предначертанный Разрушитель. Гадалка из Миренгарда, шаман из земель к северу от Гароны, руны колдунов юго-востока — все они говорили о событии, которое случится завтра на рассвете. Ты найдешь в Дол-ун-Скаре Меч Мечей и сразишься с Врагом, как и было предначертано.
— И одержу верх, — уверенно и без ложной скромности говорю я. — Нет под этим небом воина, что смог бы устоять против меня в честном поединке один на один.
— Под этим небом таких и впрямь не сыскать, — кивает учитель. — Ты давно уже превзошел меня, юный воин. Однако сами боги ведут тебе этого противника из мест столь отдаленных, что небо там иное и даже само солнце не похоже на наше. Тебе придется вспомнить все, чему я тебя учил, и даже больше! Не стоит недооценивать своего врага, иначе — рискуешь повторить Кынский мост.
С этими словами Син кладет ладонь мне на грудь, где под рубахой прячется страшный шрам — напоминание о моем давнем и единственном поражении.
Это случилось семь лет назад возле града Кына, где я ухитрился оскорбить сына удельного наместника императора. Княжич Горт оказался горячим молодым человеком и искусным мечником. Он, не задумываясь, вызвал меня на поединок, который состоялся на закате того же дня на мосту через реку Гарону. Я уже тогда был уверен в себе и силен в бою и принял вызов.
