– Что есть это? – спросил Ри.
– Проклятый знак! – выдохнула девочка, стараясь не смотреть на рисунок. – Если он увидит его, то ни за что не пойдет дальше! Иначе его съест Проглоченное солнце! Вот прямо тут!
Цуна мельком глянула на южный берег. Гребцы давно причалили и успели спрятать лодку в зарослях. Нужно скрываться еще и от них. Взяв с собой немного воды, оставшейся в кувшине, и вылив прочие запасы – не для чужих! – она принялась торопливо спускаться. Надеялась обойти важного человека, если он не добрался до того места, где нижние тропки срастались в единую жилу. Цельная узкая дорожка тянулась к вершине Гарпун-горы и не давала возможности разминуться или спрятаться. С одной стороны – обрыв, с другой – крутые скалы. Это внизу ходы ветвились подобно древесным корням. Ныряли под арки, вели к широким каменным языкам и расщелинам. Но в конце безопасный путь только один. Цуна раньше пробовала другие и чуть не сорвалась. Она могла бы соорудить обходы прежде, но разве знала, что на остров придут чужаки?
– Не успеть, – словно прочитав мысли девочки, сообщил Ри. – Важный человек скоро идти по целая дорога.
– Как?! Ты сказал, он далеко!
– Цуна долго идти. Долго копать. Цуна сонная.
Только теперь девочка поняла, что совсем потеряла счет времени.
– Тогда на дерево залезу! Чего ты ходишь за мной? Отстань!
Цуна бросилась к первому попавшемуся можжевельнику. Полезла вверх, держа узелок в зубах. Тяжело. Руки совсем ослабли. Ладони влажные, скользкие. Приторный аромат хвои смешался с запахом пота. Дерево росло у самого обрыва, впившись корнями в голый камень. Ствол был невысокий, но увенчанный густой, раскидистой кроной. Прильнув к ветке, Цуна притворилась змеей. Слилась с деревом и затаилась. Только бы лан-лан не напомнил о себе. Действие травы утихло из-за страха, но могло вернуться, и тогда Цуна рисковала сорваться в пропасть. Несколько раз она теряла нить мысли и цепенела, но Ри не давал уснуть.
– Важный человек иметь мало ум, – шептал он. – Надо отдых и начать путь утро. Но он пойти вверх сразу. Хотеть найти рог Акула. Хотеть видеть высоко. Взять мало вода. Еда не брать совсем. Плохо. Цуна тоже плохо. Цуна упасть, если спать тут. Не надо. Уронить вещь важный человек. Плохо.
– Ух, надоел! – процедила девочка сквозь зубы и тут же встрепенулась. – Ри! Это он?!
Она сильнее вцепилась в ветку и уставилась на появившегося из-за поворота чужака. Вечернее солнце не било в глаза, и Цуна смогла хорошо разглядеть мужчину, прячась в тени мягкой, щекочущей хвои. Он был моложе ма, но выше. Лицо гладкое, смуглое. Глаза похожи на листья лавра, а цвет издалека не разглядеть.
Целый рой мыслей метался в голове от одного уха к другому. Испуганные и бестолковые, как мошки, когда пнешь ногой кусок тухлятины, на котором они пируют.
Важный человек сильно устал. Его тяжелое, хриплое дыхание не заглушал даже ветер. Он прислонился к отвесной стене, смахнул со лба пот и посмотрел на можжевельник, где пряталась Цуна. У той душа ушла в пятки: увидел?!
Мужчина немного подумал и двинулся в сторону дерева.
– Не видеть, – успокоил Ри. – Хотеть тень.
– Молчи! – одними губами шепнула Цуна.
– Ри надо говорить. Важный человек не услышать. Только шум трава, шум волна, шум птица.
Пока девочка тряслась, как листок в бурю, важный человек подошел совсем близко и ступил под сень можжевельника. Цуна перестала дышать. Сейчас она могла достать кончиками пальцев до его макушки. Важный человек подошел к краю обрыва и с опаской посмотрел вниз. Сплюнул и сипло сказал:
– А-а, страверза та!
Цуна никогда не слышала таких страшных слов. Какой зверь говорит так?
– Сита, сита… – пробормотал чужак, садясь сначала на корточки, а после вытянув ноги и опершись спиной о ствол. – Такалам на хартта!
– Человек говорить на свой язык, – пояснил Ри.
В этот миг от ужаса Цуна готова была сбросить его со скалы, если бы белесый силуэт обрел плоть. Но он сказал правду – важный человек ничего не услышал. Только прикрыл глаза и поднял лицо к небу. Вот бы уснул! Цуна затаилась на ветке, нависавшей прямо над мужчиной. Посмотри он вверх – ей конец! Пальцы сжимали узелок до онемения. Ноги и руки дрожали. Сил совсем мало, телу больно.
– Важный человек сказать, что жара, – спокойно продолжал Ри. – Потом важный человек говорить: «Ничего-ничего». В конце ругать Такалам. Ри знать Такалам. Он важный тоже.
Цуна не слушала болтливого призрака. Она сосредоточилась на дыхании мужчины. Ждала, когда оно станет ровным и спокойным. Хотела слезть с дерева и убежать, пока важный человек спит, но разглядывала его с проступавшей сквозь страх жадностью. Надеялась запомнить каждую черточку. Каждую родинку. Он другой. У него все другое. Новое. Можно смотреть долго.
Грудь чужака вздымалась медленней и медленней. У Цуны стали слипаться глаза. Ри как назло замолк, а окликнуть его девочка не могла. Она не умела шептать так же тихо, вплетая голос в шум прибоя и шелест листьев.
В конце концов случилось то, чего Цуна так боялась. Лан-лан склеил веки липкой смолой сна. Усталость разжала руки, ослабила тело. Девочка сначала сползла немного. Потом выпал из ладоней мешок, а следом и сама хозяйка рухнула прямо на спящего чужака.
Криков было много. Вопил важный человек, спросонья пытаясь спихнуть с себя неведомого зверя, визжала Цуна, вырывая придавленный человеком мешок. Ри старался успокоить обоих:
– Кричать плохо! Они прийти! Они порезать! С кровью! Смерть!
Его никто не слушал.
Цуна вскочила, прижимая к груди узел с сокровищами, рванулась что было мочи вниз по тропе, однако ноги заплелись, и она чуть не упала. Важный человек остался сидеть возле дерева, глядя ей вслед широко раскрытыми глазами цвета зеленых морских волн. Теперь-то Цуна их разглядела.
Она тащилась от поворота к повороту, плача от бессилия. Ноги не слушались. Словно бы воздух загустел, превратился в вязкую топь. Каждый шаг давался с трудом и болью.
