– Цуна, – сказала она, остановившись и внимательно посмотрев на Нико.
– Это твое имя?
– Цуна.
– Нико.
Она молча кивнула.
Вскоре небо нахмурилось дождевыми тучами. Серосизые, как лужа грязной воды, они растекались с запада на восток, пряча зародившиеся звезды. Потом заклокотали, завихрились по воле ветра и разразились первой ослепительной вспышкой молнии. Громовой раскат возвестил о начале облачной войны. Цуна взвизгнула и бросилась бежать. Нико едва поспевал за ней.
Полил дождь. Такой сильный, что юноша не мог даже открыть глаза. Девочка прикрывала голову узелком и продолжала бежать одной ей ведомыми тропами. Принц глотал воздух вместе с водой и задыхался. Он спотыкался на гладких уступах, почти слепой от упавшей на мир темноты. Потом дорога нырнула в лес, где мокрые ветки хлестали по лицу, а под ногами чавкали, проминаясь, моховые кочки.
Нико пришел в себя уже в пещере, когда Цуна закрыла вход плотной дерюгой и придавила нижний край камнями, чтобы не сдуло ветром. Некоторое время тишину разрывало только частое, хрипловатое дыхание двоих.
Глава 13
Цена воды
На Валааре есть места, куда не ходят даже примали. Одно из таких кроется в логове вулканов, затаившихся на севере, у кромки пустыни. Я хочу увидеть его. Мне любопытно до ломоты в костях, до нервного зуда, однако ни один пастырь мертвых не согласился сопровождать меня в пучины тленных земель. Все они доходят лишь до жертвенного ущелья – последнего пристанища порченых детей. Это жуткая могила, полная останков, спрятанных под покровом пепла. Не знаю, откуда зародилась легенда об ущелье. Почему люди стали думать, будто только здесь можно сбросить груз совести, страха или правдолюбия. Сбросить так, чтобы он уже не вернулся. Как шелуху. Как мусор. Как отмершую кожу. Я закрываю глаза и вижу серый пейзаж: дыхание вулканов, смешанное с прахом людей, – страшная картина мира, в котором я чудом живу и разумею столько лет. (Из черновиков книги «Летопись прималя» отшельника Такалама)
* * *Архипелаг Большая Коса, о-в Валаар, пустыня Хассишан
13-й трид 1019 г. от р. ч. с.
Самые страшные часы жизни Астре провел здесь – в ловушке, полной песка и соли, жестоких вихрей, миражей и вулканов. В мире не найти места суровей и неприглядней. Тленные земли ютились на западной окраине Валаара. Зажатые с одной стороны горами Гильх, а с другой Медвежьим морем, они тянулись с севера на юг необитаемой полосой. Только прибрежные скалы сохранили частицу жизни. Там обитали колонии птиц, питающихся рыбой. Большинство рек с горными истоками тонуло в песке, не успев принести пользу. Только три из них были сильны настолько, что несли жизнь через саму смерть. Падипа, Мирен, Салья. Они пересекали обитель праха с востока на запад и впадали в Медвежье море.
Иремил не один год изучал пустыню, прежде называемую Хассишан, и многое о ней знал. Догадки приходили во снах, и прималь порой не мог толком объяснить то или иное явление. Например, почему восточные ветра, дующие со стороны моря, не приносят влагу. Оказалось, все дело в холодных течениях у побережий. Проходя над ними, воздух остывал и становился сухим. Ему не хватало тепла, чтобы поднять капельки над поверхностью. Тучи, шедшие с запада, упирались в каменную стену Гильх и проливались бурными дождями в вечно полноводную Лейхо. Тленным же землям не доставалось ничего, кроме туманов. Потому весь пепел, что приносили сюда валаарцы, мешался с песком и бродил неприкаянными вихрями по дорогам ветров. Ливень мог превратить пыль в плотную глазурь на плитках растрескавшейся земли, и тогда прах не поднимался бы в воздух, но это место недаром считалось самой сухой пустыней мира.
– О-ох, – протянула Сиина, утирая лоб. – С такой работой больше воды через пот потеряем.
Они с Астре упорно разгребали песок в месте, где стоял издали заметный знак колодца. Руки ушли уже по локоть, а в глубине та же сушь.
– Сколько лет тут дождя не было? – спросила Сиина, вставая и отодвигая ногой сделанные братом насыпи.
– Лет двадцать, – ответил Астре. – Но тут должна быть вода.
– Должна, – вздохнула Сиина. – Да будет ли двоих хоть с ладошку? Тут же пыль одна. И намека на влагу нету.
От нее разило страхом, но Астре до последнего не верил плохому предчувствию сестры.
– Убежище есть, значит, и колодец должен быть.
Вода… Вода… Вода…
Астре казалось, что он выпил бы целое озеро. Муки сестры пропитывали его, заражали дурными мыслями. В голове только вопль о нехватке влаги, а ведь совсем не жарко. Солнце не пекло, но жажда была безумной. Иссушающий ветер. Губы потресканные, забитые пеплом и песком. Страх смерти навязчивый. Даже сила Цели не глушила его до конца, как Астре ни старался.
Какое-то время он использовал силу прималя, чтобы вытянуть капли из растений, и поначалу выходило неплохо – два-три глотка на каждого, – но теперь, стоило подумать об этом, как у Сиины случался тревожный приступ. Калека понимал – тело не выдержит еще одной попытки. И впредь вряд ли удастся высвободить силу, равную той, что призвала грозу.
Он ненавидел себя за самоуверенность. Жалел, что не послушал Марха и теперь мучил сестру. В первые дни кактусы и луковицы мальвий попадались часто, а теперь неожиданно сошли на нет, и колодцы почти не встречались.
– Ой! – воскликнула Сиина. – Тут камень! Камень! Гляди-ка! На крышку похоже, а?
– Погоди. Не спеши. Надо очистить хорошенько.
Астре сжался от нервного напряжения. Им нужна была эта вода. Нужна, чтобы пережить чернодень и добраться до Падипы. Только бы река не пересохла за лето!
Он сдвинул плиту, поддел и поднял. Сиина с надеждой заглянула в колодец. Внутри тайника одиноко лежали чешуйки мертвых насекомых.
Сестра зашлась тихими рыданиями. Астре молчал, давая ей время успокоиться. Он с великим трудом удерживал спокойствие на лице. Сиина утерла слезы, испугавшись, что так потеряет еще больше драгоценной влаги.
– Прости, – шепнул калека. – Так не должно было выйти. Здесь, наверное, давно не ходили примали. Не знали, что колодец высох…
– Да разве это колодец? Тут и хватило бы всего на одного…
– Вот и не расстраивайся. После чернодня еще кактусов найдем. Справимся. До реки уже не так далеко.
Он положил ладонь на руку Сиины. Крепко сжал.
– Я пойду гляну, что там с укрытием, – выдохнула сестра, вставая.
Надежда в ней погасла, и калека знал это. В последние дни чувства болезненно обострились. С Астре будто содрали кожу и беспрестанно касались оголенных нервов. У прималей так бывает. Перед смертью.
Шала был устроен в каменной гряде, где находилась небольшая выемка, закрытая стеной из веток. Внутри могло схорониться двое или трое, там даже осталась подстилка из хвороста. Общими стараниями, с помощью веток и рыжей травы, похожей на лошадиную гриву, удалось залатать
