В чернодень он не спал. Язык распух. Глаза щипало.
Вода… Вода…
Невозможно отгородиться от мыслей о ней. Жажда сводила Астре с ума, в голове роились страшные мысли. У него уже начались видения – это признак конца. Он погибнет завтра или через день. Тело кричит о смерти. Сиина останется одна, и ей не хватит сил добраться до реки. Оба обратятся пеплом в пустыне.
Сестра то и дело просыпалась от кошмаров. Астре гладил ее по голове и старался унять мучения, переложив их на себя, уговаривал поспать. Сиина нащупала руку Астре, сжала и забылась дремотой. Калека сидел в кромешной темноте, слушая дыхание сестры, и принимал самое важное в жизни решение.
– Ты помнишь, как добраться до Зехмы? – спросил он тихо.
– Помню, а что?
– Пообещай мне, что выживешь. Пожалуйста, пообещай.
Снаружи завывал ветер. Убежище защищали с трех сторон валуны, но сквозняк без труда проникал в щели, сыпал в глаза колкими песчинками, заставляя кашлять. Астре в последний раз провел пальцами по волосам сестры, глубоко вздохнул и позволил духу покинуть тело.
Нет рук. Нет культей. Нет преград.
Астре рассыпался на мириады подвижных крупинок и ринулся за пределы убежища.
Скорей! Скорей!
Пока он еще может думать.
Пока знает, что должен сделать.
Часть сознания пыталась соткать облака из туманов, пришедших с моря. Другая проникла в землю в надежде найти скрытый источник.
Вода! Где же вода?
Разум расширялся до тех пор, пока не коснулся глади далекой реки. Астре не чувствовал, как вскочившая от страха Сиина трясла его за плечи. Не слышал криков и плача, только колебания воздуха вокруг. Только капли, сбитые в тучи. Калека растворялся в пространстве, рассыпался, словно пепел из руки Иремила, не покрытый рыбьим клеем. Частицы отдалялись друг от друга. Связь истончалась. Еще немного, и мыслей не станет. Астре не поддавался, он вызвал из глубины свою сущность и ухватился за нее. Цель всегда была с ним. Текла в крови, пульсировала вместе с сердцем. Она поможет. Она не даст забыть.
Астре стал ветром и гнал тучи к убежищу. Он грохотал громом. Вспыхивал молниями. И наконец пролился дождем. Бурный поток обрушился на мертвую землю. Астре падал вниз тысячами капель. Прибивал пыль, просачивался в щели.
Пей! Пей!
Ливень усилился. Промочил шалаш. Закапал с потолка.
Сиина! Не плачь! Пей! Пей! Живи!
Пол убежища не успевал впитывать влагу, со всех сторон рождались ручейки. Астре тек вместе с грязевыми потоками, падал на свое безвольное, бестолковое тело, в которое уже не мог вернуться. Сиина пыталась поить его. Глупая. Не надо…
Колодец открыт. Нужно наполнить его.
Песня капель по глиняному дну.
Пустыня оживала, бурлила, текла тысячью рек. Астре не мог удержать мысли, ему хотелось отдохнуть и раствориться. На этот раз некому было втиснуть дух обратно в тело. Спасшее калеку существо исчезло на мельнице.
Вода… Вода…
Теперь достаточно.
Глава 14
Кровавая поляна
Однажды мы прятались от ливня в старом хлеву. Дверь, сорванная с верхней петли, накренилась и пьяно шаталась, подпевая ветру. До нас доходил сырой запах дождя. Сквозняк вился у ног, и Карима шутила, что я невезучий, вот и мерзну, а ей ступней вовек не застудить.
Я спросил: «Каков для тебя мир?», ожидая услышать жалобы и страхи, но Карима ответила: «Он прекрасен!»
– Что в нем прекрасного? Как можно любить место, где люди отринули добродетели, носимые порчеными? Посчитали Цель бесполезным придатком, сроднили с болезнью и прокляли нас?
– Но в этом мире есть ты, – тихо возразила Карима. – И мне этого хватит. Может, когда-то все изменится. Нужно только понять друг друга, а пока нас объединяет одна только злость. Чем же ты отличен от бесцельных, Такалам, если так яростно их презираешь?
Теперь, на старости лет, я все чаще вспоминаю ее слова. Как увядающий цветок до последнего сохраняет сок в сердцевине, так и я обращаюсь к годам юности за живительным образом Каримы. И образ этот не тускнеет с годами, когда все вокруг истлело и обратилось прахом надежды. Когда глаза узрели безнадежность мира, а разум предрек губительный его конец.
Я должен был возненавидеть людей, что гнали и терзали подобных нам, но Карима заключила мое черное от гнева лицо в хрупкие ладони и обратила взор в глубины, прятавшие истину. Только через двадцать лет после ее смерти я понял, что этот мир достоин любви.
(Из черновиков книги «Племя черного солнца» отшельника Такалама)* * *Акулий остров, каменные соты
10-й трид 1019 г. от р. ч. с.
Важный человек жуткий. Он порезал страшилу, как рыбу или зверя. Сейчас у него были такие страшные глаза, что Цуна боялась подходить близко. Едва они добрались до укрытия, Ри пропал, и девочка перестала понимать чужака. Она повиновалась призраку – отдала сокровище, но Нико не обрадовался.
Черный день подошел к концу, а Ри до сих пор не появился. Цуна сердилась. Ей не терпелось узнать причину злости важного человека. Он же так хотел эту штуковину. Чего ему неймется теперь?
Нико сидел на камне у края плато и невидящим взглядом смотрел в сторону Акульего резца. Он молчал с тех пор, как получил в подарок стопку сшитых листов, которые ма называла книгой. Теперь они лежали у ног мужчины, одинокие и ненужные. Девочка недоумевала. Почему важный человек выбросил сокровище? Она незаметно подползла и кончиками пальцев дотянулась до книги.
Раньше на каждой странице была куча странных закорючек, и Цуна удивилась, обнаружив только коричневые разводы. Слой за слоем девочка листала сокровище, надеясь, что хотя бы часть каракулей сохранилась. Но нет. Все промокло насквозь, только в некоторых местах темнели разрозненные полоски знаков. Клад не раз попадал под дождь, да и в воду нырял, а вчера ему досталось особенно сильно. Глупая. Нужно было прижать к груди, а не укрывать голову. Цуна стукнула себя по лбу и надулась.
Важный человек прожег ее взглядом. Глаза Нико показались девочке холодными, как воды подземного озера в мерзлой расщелине. Это единственное на всем острове место, где выпотрошенная рыба долго-долго оставалась свежей. Цуне захотелось ящеркой юркнуть обратно в пещеру.
Хорошо, что их с ма убежище не так-то просто отыскать. Здешние скалы состояли из множества полостей. Впадины, разломы и целая сеть пещер делали их похожими на каменные соты. В срединной части хребта На-Ла-Ха горы были низкими, в сравнении со шпилем-гарпуном, но вид открывался хороший. У края утеса плескалось бескрайнее море. Сидеть бы тут и сидеть, пока злые люди не уйдут с острова.
Не успела черная рыба выплюнуть солнце, как целый косяк лодок заплыл прямиком в Акулью пасть. Ей только и осталось челюстями клацнуть. Сразу бы всех проглотила. Люди не возвращались долго. Цуна решила, что Большая
