– Эй! Проваливай оттуда! Надоела твоя рожа!
Косичка махом вытащил веер и, спрятавшись за ним, провел угольком по бровям и зажмуренным глазам.
– О-хо-хо, негодник! – прощебетал он, выглядывая из-за расписного укрытия. – А не хочешь ли послушать истории девицы огненной?
– Да иди ты! В дешевой пивнушке таким развлекайся!
Липкуд глянул на говорящего. Это был высокий мужчина средних лет, рыжий, как и большинство жителей Царства Семи Гор, наполовину раздетый от жары. Он восседал в мягком ложе в окружении двух красавиц и явно не нуждался в пошлых историях.
– Брось, Ардал, неудачникам тоже нужно как-то выживать, – хмыкнул, положив руку ему на плечо, другой мужчина. – Пусть стоит на сцене, пока сам не сбежит. А чтобы ты сильно не раздражался, мы все побросаем в него костями! Эй, чучело, согласен поплясать за монетку, а?
Нельзя было не узнать в этом насмешливом, морщинистом, как лысая кошка, типе Боллиндерри – владельца самой известной труппы на материке. Его артистов обожали все государства Намула. Везлок и Большеречье, Зелена и Торфяная земля. Даже в Болотах Фаври ждали выступлений «Чудесатого театра» Боллиндерри. Зима загнала его обратно в Царство Семи Гор. Неудивительно, что он сидел сейчас в этом роскошном подобии галеона, пил и издевался над любым, кто выступал на потеху нетрезвой публике.
В Липкуда посыпались кости и фрукты. Он соскочил со сцены, прежде собрав мокрыми от пота руками пару монет, и поплелся в дальнюю залу, содрогаясь от хохота зрителей.
– Э-эй, куда ты идешь? – смеялся ему вслед Боллиндерри. – Ты еще не отработал мои деньги!
Липкуду захотелось швырнуть в него что-нибудь увесистое. В другое время он воспринял бы все с юмором и, может, даже покривлялся на сцене, выторговывая медяки за унижение. Но не сейчас. Не после слов того дерзкого парня из Унья-Паньи, бередивших разум Косички весь последний трид. Что-то в нем переломилось тогда. Липкуд впервые увидел человека, не боящегося проблем, и вдохновился им до глубины души. Для такого все легко, стоит только захотеть, даже если для этого нужно подойти к столу пьяных матросов и сделать что-то из ума вон выходящее. И не приноравливаться, не ползать по обочине возле чужих ног, ожидая пинка, а идти по прямой дороге, не боясь встречных.
Отряхнувшись, Липкуд вернулся на свой гамак к Элле. Некоторое время он сидел молча, сжимая ладони в кулаки, потом позвал разносчика. Рябой паренек принес им четыре бокала крепкого пива, гору булок и чашку медового молока, чтобы макать в него хлеб. Элла тут же принялась за еду, а Липкуд мрачно пил, чтобы забыться сном и избавиться от желания придушить морщинистого Боллиндерри или самому удавиться от жизни такой. Никогда еще ему не было так гадко.
Его место на сцене тут же заняла группа явно иностранных музыкантов. Смуглые, смольноволосые, с узкими темными глазами и круглыми лицами, они были одеты в длиннополые кафтаны из белой ткани, отделанные по краям красным орнаментом. В ладонях мужчин блестели покрытые лаком деревянные инструменты, похожие на длинные дудки. Их держали не перед собой и не сбоку, наподобие флейты, а вертикально, вдоль тела, сосредоточив пальцы в дальней части корпуса, отчего руки приходилось почти полностью распрямить.
Трубка зажималась не то зубами, не то верхней губой и почему-то сбоку. Оставшаяся часть рта выглядела нелепо открытой, и это делало лица музыкантов чуть скошенными, но они все равно казались внушительней Косички, которого готовы были оплевать со всех сторон и закидать мусором. Вскоре родилась и стала закручиваться в спираль мелодия. Грудная, вибрирующая, но нежная, она не шла в сравнение ни с одним звучанием, прежде слышанным Косичкой. Он так и застыл, а потом зажмурился, чтобы ничего не упустить. Стройные голоса длинных дудок, прерываемые мелодичным колебанием, заворожили его.
Липкуд потягивал уже третий бокал, а музыканты все играли, и зал слушал, став робким и маленьким. Лодки в потоках нот делались не больше наперстка. Никто не смел прервать выступление, у богачей и мысли не возникло бросить на сцену огрызок. Это было невыносимо, совершенно невыносимо, и краснолицый от спиртного Липкуд поплелся в центральную залу, ощутив прилив храбрости и вообразив себя смелым парнем с кинжалом.
Элла к тому времени сыто сопела, убаюканная музыкой, и некому было его остановить.
– А не долго ли вы там торчите?! – вызывающе рыкнул Косичка.
Его голос разрушил мираж музыкантов. Дудки замолкли. Сцена отдалилась и уменьшилась, а наперстки раздулись до галеонов и теперь давили со всех сторон.
Липкуд встал возле лодки Боллиндерри, оперся о нее и заплетающимся языком сказал:
– Да у тебя в твоей труппе одни трупы!
Его попытались оттащить двое рослых слуг, но Боллиндерри отослал их. Он смеялся:
– Так и одни трупы?
– Позор, а не артисты! – пьяно кивнул Липкуд. – Да есть у тебя в твоем хваленом театре хоть один толковый певец, а? Да я вас всех перепою! Да я такое представление устрою, что вы все бездыханные попадаете!
– Вы его слышали? – весело спросил Боллиндерри, оборачиваясь к остальным. – Все слушайте! Этот оборвыш говорит, что мои артисты ему в подметки не годятся! Эй, как там тебя, Косичка? Я не могу пропустить такое зрелище! Я хочу увидеть, на что ты способен! Как насчет спора?
Зал засвистел, зашумел.
– Тихо!
– Спора? – ошалело спросил Липкуд, привалившись к борту судна.
– На большой сцене! – Боллиндерри развел руками. – В Театре тысячи огней!
– Не хватало там этого дерьма! – возмутился второй мужчина.
– Брось, Ардал! Это же забавно! Он бросил мне вызов!
– Забавно будет пальцы ему отрезать по одному и толкать в его же рот, чтобы не брехал лишнего.
Рыжий ударил кулаком по обивке, отчего девушка рядом с ним вздрогнула.
– Да что тебе стоит, друг мой? Давай пустим его на твою сцену разок! А если он пустослов, то самоубьется у всех на глазах! Таким выступлением он точно меня победит! Способ доверю выбирать тебе. Ты согласен, Косичка?
– Согласен! – выпалил тот, не раздумывая ни секунды.
– Эй вы все! Слышали? Будете свидетелями! Через половину трида наступит новый год! В первый чернодень ожидается большое представление! Мое и этого безумца! Приходите полюбоваться на его триумф!
Зал взорвался волной хохота и аплодисментов. Косичка раскланялся, потом упал и захрапел.
Глава 21
Бездыханный
Я никогда не забуду ужас и страх первого испытания духа. Тем обидней прозвучал вердикт наставника – проблески моего таланта оказались слабы, едва уловимы. И все же я не отказался от пути прималя. Мне не давала покоя мысль, что таковыми могут стать и порченые, и простые люди.
