– Ах, сумасшедший! – расплакалась Снежница, пряча лицо в ладонях. – Как же ты жесток! Скорее уходи! Сугробы выше! Я не могу с тобой спуститься с гор! Сопровождать тебя, беречь от стужи!
– Я не уйду. Я весь погибну тут.
Эйнар уселся, обняв колени, и обреченно смотрел на иней под ногами. Снег постепенно засыпал его.
– Уже вот-вот я расколюсь от горя! – воскликнула Снежница, заламывая тонкие руки. – Коль так, то жизни больше нет и мне! Так обожги меня любовью, милый! Растаю я, умру в твоих объятьях.
Она бросилась на грудь Эйнару. Юноша крепко сжал ее и замер. Он медленно индевел, а девушка таяла. Не выпуская друг друга, они опустились на пол, и ветер погасил фонари. Из густой темноты вышел грустный дух снежной бури, желтый от пламени свечи. Он поставил ее у запорошенного вьюгой сугроба и заиграл прощальную песнь. Тягучую и тоскливую, как зимняя ночь в пустом доме. Мелодия взвивалась под купол и витала между снежинок. Заполняла зал, выбивая у зрителей теплые слезы. Одиноко горела свеча. Дух закончил играть, и она потухла.
Пьеса подошла к финалу, пора было задвигать занавес, но никто не шевелился.
– Х-холодно, – чуть слышно пискнула Элла.
– Чуть-чуть погоди, – увещевал ее Липкуд.
– А почему нам н-не хлопают?
– Радуйся, что от страха не вопят и тухлятиной не закидывают. Надо закончить все как следует, так что не вставай.
Наконец послышался звук сдвигания тканевых стен. Элла тут же подскочила, а у Липкуда не было сил. Девочка поднял его, отряхнула и укутала в плед. В зале стояла гробовая тишина.
– Ну вот, – хмуро сказал Косичка. – Теперь они знают, что я колдун.
– Сбежим? – спросила Элла.
– Куда? – усмехнулся Липкуд.
И тут послышались первые разрозненные хлопки. Точно бабочки, они стукались об актеров и порхали вокруг ушей. За занавесом стало светлее, видно, с ламп сняли темные колпаки. Шум оваций нарастал и сливался в огромную мощную волну, хлынувшую на сцену. Косичка ошалело пялился на занавес. За ним восторженно кричали, свистели, топали. Многоглазый зверь хлопал тысячью ладоней и вопил сотней глоток.
– Может, нам выйти? – спросил Липкуд, уже не понимая, чем вызвана сильная дрожь в теле: холодом или волнением.
Элла нехотя скинула одеяло и поправила волосы. Взявшись за руки, они вышли к публике, и зал взорвался новыми овациями. Липкуд раскланялся. Элла робко улыбалась и махала, глядя на мокрые от слез лица зрителей. Они были прекрасны в своей искренности.
И четверть часа никто не расходился. Все продолжали рукоплескать, отбивая ладони до красноты. Хозяин театра встал и подошел к краю балюстрады. И только Боллиндерри так и остался восковой статуей. Казалось, он уже никогда не отомрет.
– Благодарю вас, добрые зрители! – воскликнул обалдевший от радости Косичка, уловив мгновение, когда стало чуть потише.
Зал тут же замолк, жадно ловя его слова.
– Я благодарен вам и счастлив. И спасибо моему дорогому другу Боллиндерри за эту чудесную возможность! А также нижайший поклон достопочтенному Марвису за разрешение выступить на сцене тысячи огней! Отныне я объявляю о новом театре! – И тут Ликуда занесло, он совсем позабыл о законе и о том, что Элла притворяется обычной девочкой: – Ищите нас в Театре порченых, где будут выступать дети черного солнца и я – настоящий ледяной шаман!
И они ушли под шквал оваций, еще не зная, к чему приведут эти громкие фразы, когда зал очнется от волшебства.
Глава 25
Враг мой
Вчера мне было видение. Я стоял во дворе дома, где прошло мое детство, и наблюдал, как ветер играет мокрым бельем, развешанным на веревках. Это Ами устроила большую стирку. Всюду пахло ее мылом из ромашки и клевера. Это был запах беззаботности, высокого неба и яркой травы.
Я смотрел на синие ступени крыльца с небывалой тоской. Казалось, Ами только-только вернулась в дом с пустой корзиной. Руки у нее все еще красные, а подушечки пальцев сморщенные от воды. Какой приятный самообман… Я не верил ему, ведь моя милая Ами давно умерла, а мне уже пятьдесят лет. И эти молодые руки не мои. А за дверью никого нет. Там пусто и темно.
Я решил сохранить хрупкую иллюзию детства и остался во дворе, предаваясь размышлениям. И тут вещи начали срываться с веревок и подниматься в небо. Они хлопали крыльями-рукавами, раздувались от ветра и становились похожи на всамделишных птиц – серых, белых и коричневых. Я рассмеялся. Нечасто мне удавалось отличить сон от яви, но теперь я точно знал, что рассудок играет со мной, и не поддавался.
– Я понимаю, что сплю, – сказал я громко. – И хотя мне приятен этот дом, покажи вместо него что-нибудь настоящее!
Ноги мои оторвались от земли, и я взмыл к небесному куполу. Та к стремительно, что захватило дух. Домик Ами с бордовой крышей уменьшался. Сжимались поля вокруг него. Реки превратились в блестящие ниточки. Я задрал голову и увидел тряпичных птиц, паривших под облаками. Потом и они остались внизу, а меня окружил плотный, густой туман. Я вынырнул из него в темноту, полную звезд.
Сетерра все отдалялась. Она превратилась в шелковый мячик, потом стала размером со сливовую косточку, а в конце исчезла, провалившись в черный бархат небытия.
Без сомнений и страха я продолжал куда-то лететь. И вот из темноты появился еще один шарик. Теперь уже я приближался к нему и с удивлением отмечал схожесть с Сетеррой. Однако расположение морей и материков на этой планете было совсем другим. Я разглядывал ее, сколько мог, пока не опустился. Ноги мои вскоре ощутили твердую землю. Я стоял по колено в высокой траве посреди поля и смотрел в небо. Царила ночь. Прямо надо мной сияло отчетливо большое созвездие в форме ковша.
(Из черновиков книги «Племя черного солнца» отшельника Такалама)* * *Архипелаг Большая Коса, о-в Валаар
12-й трид 1019 г. от р. ч. с.
Чинуш следовал за целью уже два дня, но не мог подобраться близко из-за очередного учителя Нико. Такалам различал стук человеческого сердца на расстоянии двухсот шагов, даже Тавар опасался его. Описывая колдунов холодного архипелага, старый правдолюбец говорил, что в подметки им не годится, и мыш боялся представить, какой мощью обладает новый наставник Нико.
Благодаря привалу у Чинуша появилось время нагнать путников и продумать нападение. Он не стал спускаться с каменной террасы к озеру, а пошел в обход и обнаружил в скалах расщелину, выходившую в гущу кустов. Хорошее место и для укрытия, и для слежки. Нико и прималь были видны как на ладони, но расстояние для метания ножей слишком велико. Один промах – и всему конец.
Чинуш выругался про себя. Надо было поспешить и успеть до рассвета, пока жертвы спали. Теперь прималь
