Запашок тут стоял вырвиглазный. Ночью жахнул мороз, а к обеду все подтаяло и сочилось тухлыми ароматами. Генхард, однако, не брезгливый. Все ведь можно отчистить, отмыть и приспособить. Так что в кучу мешков и мусора он погрузился, даже не морщась. Покопался там и сям, выругался, вляпавшись в рыбьи потроха. Потом дернул тряпку и заорал. Под ней лежал оплывший, посинелый мертвяк. Генхарда пробрало так, что он плюхнулся наземь и стал отползать. Бедняга был кем-то сильно побитый, босой и с таким изукрашенным синяками лицом, что возраст не разберешь.
– А и вдруг там чего у него полезного есть, – начал уговаривать себя Генхард. – Не слопает же он меня. А добро пропадет. Жалко.
Он таки пересилил страх и подошел. Стал копаться в карманах несчастного и почуял, что тот вроде как теплый. Послушал дыхание. Слабенькое совсем, но есть.
– Тьфу ты! Живой, что ли? – топнул в сердцах Генхард. – Зараза такая! Нашел где помирать!
Теперь он действовал посмелее, но взять у человека было нечего, кроме заляпанной кровью одежды. Генхард махнул рукой и собрался уже уходить, но обратил внимание на густые темные кудри незнакомца.
– Какой-то не нашенский, – пробормотал он, еще не понимая, что его так задело.
Генхард с минуту пялился на человека, потом завопил:
– Батька мой заморский! Да это ж соахиец! Настоящий! Соахиец же! В помойке!
Он чуть из штанов не выпрыгнул от волнения. В мечтах тут же нарисовалась красивая картина, воображаемая чуть ли не каждую ночь. Вот Генхард помогает несчастному и выхаживает его, а тот сразу подмечает в спасителе принца, называет сыном или братом и увозит с собой в золотой дворец. А там красота, куда ни глянь. Одежда только шелковая. А уж еда такая, что откусишь и язык не поверит.
Не счесть, сколько раз эта мечта утешала Генхарда в моменты, когда казалось, что хуже просто некуда. Она была очень давней и прожитой много раз, но все никак не сбывалась. У соахийцев имелись слуги и повозки. Им не нужна была помощь Генхарда, и они его не замечали, как он ни старался.
– Ну наконец-то я тебя нашел!
Генхард со слезами на глазах обнял курчавого брата и взялся вызволять его из плена нечистот. Таща на себе бессознательного соахийца, он не чувствовал ни усталости, ни дрожи в ногах. Счастье стало огромным и не умещалось в Генхарде, он уже не знал, что с ним делать.
Радость подпортила Вобла правдолюбская. Встала на пороге, вытаращилась на драгоценную Генхардову ношу и давай челюстями клацать:
– Это что за дохлятину ты припер?!
– Это мой брат!
– Чего?!
– Ой, бедненький! – воскликнула Яни, сунув голову в щель между оторопевшим Воблой и дверным косяком. – Кто его так побил? Надо лечить скорее, а у нас даже воды нету горячей!
– С чего мы вообще должны его лечить?! – вспыхнул Марх, все еще не освобождая проход. – Я его знать не знаю! Кто это такой?
– Иди отсюда! – Яни пихнула Воблу. – Чего ты встал как истукан? Ему же больно!
В эту секунду Генхард готов был ее расцеловать. Соахийца затащили внутрь и уложили в ворох тряпья у печи. Он совсем замерз, и Яни взялась его растирать, но в итоге большую часть работы сделал Генхард. Девчонка только ревела над синяками и опухшим лицом бедняги. Марх коршуном кружил рядом и ругался так, что вяли уши.
– А ты как будто сам бы мимо прошел! – вступилась за Генхарда Яни, бросив на Воблу прожигающий взгляд.
– Я бы не прошел! – зло выпалил Марх. – У меня… внутри так заложено, что не прошел бы. А вот он мог бы и пройти! На кой его сюда тащить? Самим есть нечего и спать толком негде! Еще этого полудохлого приволок! Вот же только обрадовались, что в подвале мертвяков нету, и нá тебе, уже явился с каким-то бродяжкой! Зла не хватает!
– Ты дурак! – крикнула Яни. – Дурак! Дурак! Дурак! Генхард теперь такой же, как мы! И как Иремил! Ему всех жалко и он тоже всех подбирает! Потому что мы его заразили добром!
– Да ну вас обоих куда подальше! – сплюнул Марх и вышел во двор, громко хлопнув дверью.
– А ты молодец какая, а!
Генхард расплылся в довольной улыбке и даже погладил Яни по голове. Девчонка совсем расчувствовалась – полезла обниматься. От этого ее порыва было не спастись.
Глава 8
Дурачье и бугуди
Запись от первых суток Белого Дракона.
Первый узел. Трид талой воды. 1020 год эпохи Близнецов.
Я видел людей, сотни ликов, похуже звериных.Они смотрят вниз – на добычу, что ропщет в капкане.Там шестеро пленников. Все пахнут кровью, и ладанКоптит по углам душной комнаты, в мрак погруженной.И эхом увенчанный кто-то спускается сверху.Идет убивать, исполнять приговор для несчастных.* * *Кайоши парализовало. Целиком. От кончиков пальцев на руках и до ступней. Так, будто он свалился со скалы и сломал позвоночник. Тело и голова теперь казались двумя отдельными частями. Одна – все еще мыслящая и живая, другая – бесполезный лежачий балласт.
Провидец понимал, на что идет. Он готовился к этому, и медитации позволили юноше сохранить трезвый рассудок. То, что он сделал, было слишком даже для сына двух Драконов, превзошедшего самого Шаа-танаду, но иного пути не существовало. Кайоши встал перед тяжелым выбором – сохранить разум или тело – и выбрал первое. Войдя в состояние духа, он много времени провел вдали от Чаина, заранее зная, к чему это приведет. Иначе задуманное не сработало бы.
Сын Драконов долго откладывал этот путь и пробовал другие, но даже после того, как он поговорил с Астре, видения не изменились. Калека все так же умирал от угрызений совести, а следом Кайоши терял рассудок. Тогда-то, переворошив любые возможности и невозможности, провидец взялся за последний план. Это было время мрачных раздумий, когда он не видел ничего и никого и ходил целиком погруженный в решение проблемы. Даже болтун Осита боялся заговаривать с ним в эти дни.
Сначала Кайоши хотел помочь Сиине через Астре, направив его дух к ней, но после случая в пустыне это было невозможно: еще одно путешествие вне тела попросту убило бы калеку. Сам провидец не управлял стихиями и не мог заговорить с Сииной, потому что девушка не была примальей. Астре и его товарищ отставали на два дня, и для спасения порченой сыну Драконов не хватало фишек.
Поблизости от Сиины не было сильных колдунов, иначе хоть один приснился бы Кайоши, а примали с окраины не обладали достаточным талантом и не могли перемещаться методом Астре и провидца. Иными словами, Боги показывали только тех, кто был способен сделать ход, и на этом участке битвы Судьба безоговорочно побеждала.
Кайоши раз за
