— До того, как в этих краях появились первые белые люди вместе с Триединым, индейцы как-то справлялись с местными духами и душами своих усопших, преподобный. Если вы сами отказали несчастному мистеру о-Куину в последнем причастии, то пусть его душу упокоят духи прерии. — с некоторым волевым усилием сохраняя спокойный тон, ответил на выпад преподобного а-Сойер-Даллас.
— Я отказал! Этот нечестивец сам отказался принять его! — возмутился патер, но Текс точно знал, что Тони, может быть, и принял бы причастие, если бы Хранитель перед тем, как ему это предложить, не накинулся на него с требованием исповедать ему все свои грехи и публично отречься от злодея Декса.
— Пусть так, но теперь я прошу за него не вас. — холодно отрезал Текс и шагнул навстречу индейцу, все так же стоящему над могилой, словно на границе между миром живых и миром мертвых.
В них было много ненависти и боли. Души бледнолицых мерцали черным и алым, а у одного, одетого в черный сюртук и высокий воротничок, обозначавших жреца Белого Шамана, в области сердца шевелился клубок змей, источавших яд и выдыхавших пламя…
Падающий Дождь сразу распознал юношу, ради которого проделал столь долгий путь — душа у него была самой прозрачной и чистой, хоть и металась от горя, не находя успокоения ни в чем, глаза сияли от любви, а запах смолы и диких слив, перемешанный с кофе и ромнеей, шел к нему больше, чем любой праздничный наряд. Радушное приглашение и учтивые речи дополняли его красоту, как легкие облака дополняют совершенную карту рассветного неба.
«Так, все так… Радуйся, Зовущий Реку, я исполнил твое поручение».
Юноша, оставив своих спутников, поспешил подойти к нему с учтивым приветствием, и Падающий Дождь не стал испытывать его терпение, сразу ответил на невысказанный вопрос:
— Тот, о ком ты думаешь беспрестанно, жив и ожидает тебя в надежном убежище. Река и знаки подскажут тебе дорогу. Если ты хочешь что-то передать пославшему меня, скажи, и я опять стану посланием.
Индеец подтвердил ему, что приехал от Ричарда, и Текс на мгновение испытал острое искушение самому стать посланием и немедленно тронуться в путь за команчем-проводником. Его здесь уже ничто не держало, если не считать привязанности к семье и всему привычному, с чем ему так или иначе предстояло распрощаться. Вчера он уже уверенно ездил верхом, от прежней боли, благодаря настойкам Ньюби, не осталось и следа.
Однако, для начала стоило узнать, как далеко ему придется ехать, чтобы подготовиться к путешествию и взять с собой достаточно воды и припасов. И выехать рано поутру вместе с индейцем, если он согласится провести ночь на ранчо бледнолицых.
Текс погладил лошадь индейца, и взглянул на него снизу вверх, еще раз отметив про себя, что запах шамана был запахом влажной травы и земли после дождя:
— Прежде всего я хочу видеть тебя гостем в нашем доме, безымянный брат мой. Я — Текс Сойер а-Даллас. Можешь ли ты открыть мне свое имя или Зовущий Реку просил тебя не говорить лишнего?
Шаман назвал себя, и его имя — Падающий Дождь — оказалось удивительно созвучно освежающему букету его кожи.
— Прошу, раздели с нами кров и пищу, а наутро мы вместе отправимся в путь, туда, откуда ты приехал. Долгим ли было твое странствие? — обученный еще о-Чикао тому, как следовало говорить с людьми из племени чикасо, Текс старательно следовал тем урокам, надеясь, что команчи, несмотря на их невероятную жестокость к врагам и свирепость в бою, так же умеют различать уважительное и пренебрежительное обращение.
Падающий Дождь улыбнулся, слушая не столько речи Текса Сойера а-Далласа, сколько звуки его души: они были мелодичными и стройными, хотя и пронизанными печалью…
Шаман протянул руку и коротким легким движением коснулся загорелого лба молодого воина, только вступившего на путь испытаний:
— Странствие шамана не бывает долгим или коротким, бледнолицый брат, это просто сон, не имеющий ни конца, ни начала, и пока тело пожимает тебе руку, душа моя грезит на перекрестке миров. Но не бойся, Белое Дитя: Падающий Дождь знает, как соединять сны, он умеет ловить ускользающие души, как змей, и находить потерянные, как воду в пустыне.
Индеец улыбнулся и снова слегка повел ладонью, позволяя темному аромату кофе и золотистой свежести лимона окутать юношу нежным и легким облаком…
Но Джек Сойер, похоже, был не очень-то расположен оказывать гостеприимство тому, кто явился на его землю незваным-непрошеным гостем, нарушившим к тому же границу своей резервации. Велев Ньюбету и Марку стоять возле шерифа Харриса, он тоже приблизился к индейцу и спросил его в своей привычной грубоватой манере:
— Что тебе от нас надо, краснокожий?
Жесткий вопрос ударил сбоку, вместе с тяжким запахом сырой глины и забродивших фруктов, с нотами красного дерева и свежей крови: так пахли соединенные ревность страх, вместе со скрытой болью одиночества.
— Сновидящий ничего не ищет у бледнолицых. Сновидящий — просто послание. Об остальном тебе скажет Белое Дитя. Прислушайся к нему: в сердце твоего сына мудрости больше, чем в гордых речах черного человека…
Не успев даже толком удивиться повеявшему от индейского шамана аромату Ричарда, Текс развернулся к отцу и со значением повел глазами дальше, на тех, кто стоял поодаль, но с враждебным любопытством пытался прислушиваться к разговору с команчем. Понизив голос, он предостерег Джека от дальнейших расспросов:
— Это посланник от Ричарда. Но будет лучше, если ты скажешь остальным, что этот команч приехал за огненной водой (5) в обмен на шкуры и кости бизонов.
Джек пожевал ус, как делал всегда в минуты раздумий перед принятием решения, и, молча кивнув сыну, вернулся к мужу и о-Сойеру-младшему, теперь призванному в одиночку скрашивать последние годы старика-ранчеро. Харриса и соседей вполне удовлетворила предложенная Тексом версия появления краснокожего в границах ранчо, только патер, похоже, не поверил ей ни на грош, и продолжал следить за ними в оба глаза.
— Пойдемте пропустим по стаканчику виски за упокой души бедного мистера о-Куина… А Текс сам с ним договорится обо всем, чай не маленький… — старик понял, что лучше от греха увести всех побыстрее с кладбища, и подумал горько, что его мальчик и вправду как-то быстро повзрослел за последних пол-месяца, и теперь уже вышел из-под его
