Дальше они действительно нашли возможность разминуться с отрядом, который если и ехал куда-то по прерии, то явно по каким-то своим делам, к столкновению двух племен непричастным. И достигли-таки знакомых мест, когда половину неба уже объяли крылья птицы-ночи.
Синее Облако вышел из типи, чтобы лично встретить спасителей своего сына, он довольно прохладно обнял Лунного Оленя, а тот еще и на колени перед ним опустился и долго то ли рассказывал что-то, то ли о чем-то просил. Но суровые черты вождя не дрогнули, и, отправив виновника всего переполоха в компанию других своих сыновей-омег, он простер к Тексу обе руки:
— Отвага кугуара в груди твоей, белый воин! И хладнокровие змеи, разящей насмерть! Расскажи нам про твой подвиг, поведай, как добывал ты первое ку!
Текс смутился, когда десятки пар глаз обратились на него с ожиданием какой-то похвальбы, и язык его прилип к гортани, онемев. Ему сделалось дико при мысли о том, чтобы хвастаться чем-то, что в его мире сочли бы просто нормальным поступком, достойным альфы.
Но у команчей подвиг за подвиг не считался, покуда сам герой не прославит его во всеуслышание. С тоской подумав о том, что если бы Ричард уже вернулся, то мог бы все рассказать гораздо лучше и красочнее, Сойер вздохнул и… так и не сумел выдавить из себя ни слова.
— Вождь, когда мы ехали сюда, Белый Ездок дал обет подарить свое ку (1) Красной Сове. Он смиренно ожидает, когда этот достойный воин вернется в становище и привезет с собой скальпы врагов, как знаки собственной отваги. — Стив Барнс внезапно пришел Тексу на помощь, и ковбой с благодарностью взглянул на него, тем паче, что и сам был бы теперь не прочь все свои подвиги приписать тому, кто один только и сумеет избавить его и Декса от назойливых ухаживаний Лунного Оленя…
***
…Обратный путь в деревню оказался намного дольше, поскольку команчи после боя сперва обрабатывали раны друг другу, потом забирали с тел убитых все, что могло считаться законной военной добычей, и когда тронулись, поехали неспешным шагом, чтобы дать отдых измученным лошадям.
Красная Сова приблизился к Дексу и протянул ему новенький английский карабин, только что отнятый у поверженного врага:
— Возьми это, бледнолицый брат, и пусть твои пули попадают в цель так же метко, как если бы ты вкладывал их рукой.
Отказаться принять подарок у индейца — значит нанести тяжкое оскорбление, и Декс взял ружье, другой рукой передавая команчу одну из своих шестизарядок: он знал, что Красная Сова давно положил на них глаз:
— Пусть боги пошлют удачу и твоей охоте, краснокожий брат, какую бы дичь ты не преследовал…
Индеец вдруг усмехнулся так горько, и запах его потяжелел, напитываясь нотами крови и сухой земли, скорбным ароматом цветов, растущих на могилах, и Зовущего Реку словно окатило волной чужой боли.
Он понял, понял без лишних объяснений, что тревожит Красную Сову, и какая желанная «дичь» постоянно ускользает из сильных рук воина… Хорошо еще, что бессильный гнев команча обращался не на Текса, а на злокозненных и неблагосклонных духов, застудивших сердце Лунного Оленя, а после — шутки ради — внушивших надменному и прекрасному сыну вождя слепую страсть к чужеземцу.
Несколько минут бледнолицый и краснокожий молча ехали бок о бок, хмурясь и печалясь каждый о своем, наконец, Декс сумел подобрать подходящие слова:
— Прости меня, Красная Сова, я не придавал значения предсказаниям Падающего Дождя, и разгневал духов. Они жестоко мне отомстили, но брызги их гнева задели и твою душу. Но я исправлю содеянное; скоро мы с Белым Ездоком покинем земли команчей, и никогда больше сюда не вернемся. Дальнейшее зависит только от тебя.
Красная Сова посмотрел на своего спутника и бесстрастно ответил:
— Пусть духи станут милостивы, Зовущий Реку, и помогут нам с тобой… Очарование Лунного Оленя столь велико, что перед ним не устоит и камень, не то что бледнолицый чужеземец. Я сам принесу жертвы духам и богатые дары шаману, чтобы все сбылось по-твоему, и муж твой согласился уехать с тобой, оставив Лунного Оленя. А если он не согласится, что ты сделаешь? Убьешь его или увезешь насильно?
Декс справедливо решил, что индеец не оценит мудрость поговорки бледнолицых — насильно мил не будешь, но вопрос был задан так прямо, что многозначительное молчание только ухудшит дело.
— Он согласится. — и твердость тона, каким это было сказано, заставило Красную Сову уважительно кивнуть.
В ожидании возвращения отряда Красной Совы, команчи устроили общий пир у центрального костра. Расположившись вокруг жаркого пламени, пожирающего целые бревна, индейцы разбились на группки и угощались тем, что успели наготовить в своих очагах кроткие омеги.
Текса и обоих Барнсов усадили в круг почета молодые альфы, которых по каким-то причинам не взяли в погоню за апачами, и теперь юные воины стремились хотя бы так причаститься к военной доблести и наперебой угощали отличившихся бледнолицых самыми вкусными кусками мяса и то и дело подливали им пенный хмельной напиток из кукурузы и трав.
С момента возвращения в лагерь прошло уже несколько часов, и Текс, то и дело поглядывая на свой брегет, не на шутку тревожился за судьбу Далласа. Но Падающий Дождь, сидевший в одном круге с ним и вождем, всякий раз посылал ему взгляд, полный умиротворения. Тогда Сойер словно бы слышал у себя в голове его голос, вещающий о том, что духи покровительствуют Зовущему Реку, и временно успокаивался. Но лишь до следующего взгляда на циферблат, где стрелки неумолимо отсчитывали все новые и новые минуты разлуки и неопределенности, которую даже послание шамана было не в силах преодолеть до конца.
Но вот, наконец, вдалеке раздались возгласы дозорных, возвещающие радостную весть, и все племя тут же повскакало на ноги и двинулось встречать победителей.
Текс тоже медлить не стал, ему не терпелось убедиться в том, что с Ричардом все в порядке и обнять мужа, с которым на протяжении сегодняшнего долгого дня ему случилось дважды повздорить, нарушив его волю и планы.
Он уже заметил всадников, въезжающих в деревню мимо сторожевого костра, и выхватил взглядом фигуру Далласа, как вдруг легкая тень метнулась ему наперерез, и по губам и щеке влажно мазнули чьи-то пальцы, оставив
