всегда любил Эрнеста больше других детей.

В голосе ее прозвучали нотки гордости, но затем он снова стал жестким и тревожным.

— Да и я никогда не оставалась без мужчины, так что ему было с кого брать пример.Нет, мы тут ни при чем… Конечно, в моей студии на Монмартре терлось много всякого народу, но я старалась пореже иметь дело с пидорасами. Ах, всему виной этот лицей Кондорсе! Мне говорили, но я не верила. Конечно, моего мальчика совратили, ведь он похож на ангела, правда, доктор? И что же теперь делать? Мой сын — гомик! Невозможно! Невозможно! Да Эжен должен был прыгнуть до потолка, узнав о таком!

Элен впервые посмотрела на Шаффхаузена с мольбой:

— Но ведь это с ним не навсегда, доктор?.. Вы его вылечите? О, конечно, раз такое дело, ему нужно лечение, и самое серьезное!

«Вот она, ее ахиллесова пята!» — торжествующе подумал доктор, но внешне принял вид крайне озабоченный:

— Мадам, я далек от мысли обвинять вас или вашего мужа в том, что так случилось из-за вашего развода. Но это случилось, в лицее или в каком-то другом месте, не суть… Виноватых не найти, да и смысла в этом уже нет, лечению вашего сына это не поможет. Гомосексуализм — тяжелая сексуальная перверсия, он очень трудно поддается исправлению…

Он сделал паузу, немного нагнетая атмосферу и добиваясь тем самым максимальной концентрации этой истеричной дамы на себе, как на единственном источнике надежды для нее сейчас:

— Но хочу обнадежить вас, это может быть с ним не навсегда. У меня в практике бывали пациенты со сходной проблемой, и я могу не без гордости сказать, что они вернулись к традиционным представлениям об отношениях. Но, хочу предупредить сразу, что этому предшествовала длительная терапия, и что в процессе лечения родственники уважительно относились к моей квалификации и доверяли тем методам, которыми я работал с их близкими. Если вы поступите так же, я буду вам признателен.

— Делайте с ним что хотите, — на лице Элен мелькнуло отвращение, — Но он должен прекратить заниматься этой пакостью! Я не христианка, доктор, я не верю во всю эту замшелую ерунду о содомском грехе… но есть же голос природы… даже дикари знали, в какую дыру мужчина должен засовывать член! Даже животные в этом смысле разумнее людей! Ах, вы меня просто убили этим известием.

Она закрыла лицо руками.

— Ужасно, ужасно. Не знаю, стоит ли мне теперь встречаться с ним… Пожалуй, нет. Я буду смотреть на него и думать… О, право, лучше бы он… Нет, конечно, не лучше. Я хочу сказать — мне легче было бы пережить его смерть, чем подобное клеймо! «Элен Верней, художница» — кто об этом вспомнит? «Элен Верней, мать гомосексуалиста» — вот это будут помнить! Доктор Шаффхаузен, вы должны избавить его от пагубного пристрастия. Дайте ему какие-нибудь таблетки, загипнотизируйте, но пусть он вернется к женщинам! Ах, это все артистическая среда, его увлечение театром, и этот киноактер… ну, вы знаете… Право, доктор, за это следовало бы сажать в тюрьму, как в Англии! Как в России!

«Много вы понимаете в дикарях, мадам…» — внутренне усмехнулся Шаффхаузен, вспоминая то, что читал у Юнга на тему мужских инициаций у аборигенов Африки, Полинезии и северных народов Сибири. Но предпочел не вступать с нею в бесполезную полемику о вещах, которые в любом случае были выше ее разумения.

— Вы в любом случае не увидели бы сегодня вашего сына, мадам. Я вчера отправил его на неделю в Швейцарию, к моему коллеге, чтобы он там прошел ряд физиотерапевтических процедур. — не моргнув и глазом соврал доктор. Он был убежден, что вилла ее бывшего мужа — это последнее место, где мама Эрнеста будет пытаться искать своего сына. Упредив ее тревожность, он добавил — Ничего опасного, просто в моей клинике пока нет свободного помещения для организации собственного кабинета физиотерапии.

Он снова открыл перед ней двери часовни и проводил по коридору до холла. Там ординатор с некоторой опаской вручил ей горсть пастельных мелков и еще каких-то безделушек, собранных им с пола.

— Может быть, желаете, чтобы я вызвал вам такси? — участливо спросил Шаффхаузен. — И, кстати, как мне разыскать вас, если он сам захочет связаться с вами? Или мне не стоит ему говорить о вашем визите, пока он не поправится?

— Пожалуйста, вызовите, будьте так любезны, — кивнула Элен. Мыслями она была уже далеко, ей хотелось как можно скорее покинуть это неприятное место.

— Пусть меня отвезут в Канн, в аэропорт. Я возвращаюсь в Париж. Найти меня можно по моему парижскому адресу, он есть в любом телефонном справочнике… Если я буду в отъезде, мне все равно передадут. Но… не стоит пока волновать Эрнеста. Я думаю, вы правы, лишняя встряска ему не нужна.

Она покопалась в сумке, вытащила жевательную резинку и засунула ее в рот.

— Сообщите мне о результатах лечения. Я хочу увидеть сына нормальным человеком.

— Как вам будет угодно, мадам. — согласно кивнул Шаффхаузен и отдал распоряжение ординатору о такси. Попрощавшись с ней и уверив ее еще раз, что он сделает все возможное, чтобы вернуть ее сына к нормальной жизни, Эмиль, очень довольный тем, что так легко отделался от экстравагантной мамаши Эрнеста, поднялся к себе. Проследив, как мадам села в такси и укатила за пределы клиники, он достал бутылку Курвуазье (4) и налил себе пол-бокала. Чокнувшись с отражением в стекле, он поднял тост за себя самого:

— Ваше здоровье, доктор! Берегите нервы!

Когда два дня спустя он снова беседовал с Эрнестом, вернувшимся в клинику в гораздо лучшем состоянии, чем ее покидал, то ни разу не упомянул про визит его матери. И строго-настрого запретил упоминать об этом всему медперсоналу, пока сын графа де Сен-Бриз не покинет пределов Сан-Вивиан…

Комментарий к Глава 4. Мать-кукушка

1 намек на т.наз. “анальную фиксацию” - стадию детского психосексуального развития по Фрейду, когда закладываются основы гигиены и управления мышцами сфинктера. Если происходит травматическая фиксация на этой стадии, в характере взрослого человека это проявляется такими качествами, как скупость, брезгливость и педантичность. Естественно, все темы, связанные с процессами дефекации, нечистотами, грязью, для зафиксированного на этом человека являются болезненными или раздражающими.

2 выдержка из притчи о том, как Ходжа Насреддин взялся за 10 лет обучить осла разговаривать на человеческом языке и взял за то с эмира мешок золота на “процесс обучения”.

3 Газенваген - название мобильной газовой камеры, применявшейся нацистами для уничтожения узников концлагерей

4 Курвуазье - марка дорогого французского коньяка

========== Глава 5. Femme fatale

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату