Три года спустя, январь 1969
Граф де Сен-Бриз проводил новогодние праздники в своем поместье в Бургундии. Это был редкий год, когда семья собралась в полном составе: первая и вторая жены графа и дети, рожденные от обеих. Не считая многочисленных сестер и братьев, кузенов и кузин, тетушек и дядюшек… И друзей-соседей, съехавшихся со всей округи.
Единственный и любимый сын, Эрнест Верней, после долгих уговоров, прибыл на семейное торжество в компании своей невесты, яркой гречанки Лидии Фотиади. Вся родня имела удовольствие посмотреть на необыкновенную девушку, каким-то образом сумевшую обуздать буйство характера виконта, отвлечь его от модного распутства, «завиральных» революционных идей и волнений мая 1968 года (1) (что в итоге спасло его от повторного исключения из Сорбонны), и обратить его мысли к домашнему очагу.
Неслучайно на недавней столичной выставке, где работы Эрнеста имели большой успех, значительная их часть представляла собой портреты Лидии.
По всеобщему убеждению, вскоре должна была последовать официальная помолвка и свадьба. Все радовались за Эрнеста, наконец-то взявшегося за ум, и благословляли девушку, посланную самими небесами ему во спасение… Но только граф Эжен де Сен-Бриз знал, что в отношениях молодой пары что-то идет не так, да и между потенциальными свекром и невесткой возникла неприятная напряженность…
Вернувшись в Париж, Эжен де Сен-Бриз почувствовал, что ему необходим совет. А может быть, и более серьезная помощь. И позвонил доктору Шаффхаузену.
***
Звонок графа де Сен-Бриз застал доктора в подготовке материалов к весенним семинарам в Цюрихе и Лондоне. Шаффхаузен не любил отвлекаться от написания текстов, и сперва хотел отложить их беседу на вечер, но граф настоял, и Эмиль расслышал в его голосе нотки неподдельного беспокойства. Побеседовав с ним о сыне и его матримониальных планах, доктор сперва не мог взять в толк, почему граф, который так радовался тому, что сына больше не тянет к мужчинам, вдруг воспротивился его решению жениться. Но ряд вопросов, которые Шаффхаузен задавал по ходу разговора, кое-что прояснил. Де Сен-Бриз также готов был заплатить клинике кругленькую сумму, чтобы доктор приехал к нему в Париж и, познакомившись с невестой сына, мог сделать о ней свое заключение.
Просьба была странной, но… выполнимой. Тем паче, что до весенних поездок у Шаффхаузена оставалось относительно свободное время, ибо пациентов в его клинике было немного.
Договорившись о том, что он сможет уделить графу только пару дней, и урегулировав финансовую сторону вопроса, Шаффхаузен через несколько дней выехал в Канн и оттуда поездом в Париж. Прибыв на Лионский вокзал на следующий день, он сел в машину, присланную графом, и с комфортом доехал до престижного пригорода Бужеваль, где располагался особняк Сен-Бризов.
Увидев в окно, что автомобиль въехал во двор, граф позвонил слуге и приказал подавать обед.
— Накройте на двоих в маленькой столовой. И смотрите, чтобы ни одно блюдо не опоздало. После обеда мы будем в курительной, подайте туда трубки и коньяк.
Отдав распоряжения, он направился вниз, и, торопясь лично встретить Шаффхаузена, даже не накинул пальто.
— Здравствуйте, доктор! Надеюсь, я не очень спутал ваши планы… Вы уж простите, но мне никак не обойтись без вашего мудрого совета.
— Здравствуйте, граф! Не стоит извиняться, вы попали в удачный момент, когда в клинике случилось временное затишье. Зима, знаете ли, многие из моих пациентов в ремиссии и разъехались по домам, а я занимаюсь в основном научной работой.
Шаффхаузен ответил на рукопожатие и прошел в дом. Отдав пальто, кашне и трость лакею, доктор вместе с графом поднялся на второй этаж, в столовую, обставленную мебелью в стиле модерн и украшенную витражами арт-нуво. Доктор сделал тонкий комплимент вкусу графа, но тот был действительно сильно расстроен чем-то и только рассеянно кивнул в ответ, будучи мысленно не здесь.
Отобедав и переместившись вместе с хозяином дома в курительную комнату, Шаффхаузен с удовольствием расположился в уютном кресле с бокалом коньяка и длинной трубкой, полной душистого гаванского табака.
— Так чем же вызвана ваша тревога за сына на сей раз, граф? Наш мальчик делает успехи, учится, я слышал, у него прошло несколько выставок, собирается жениться, как добропорядочный человек. Что не так с этой девушкой, кроме того, что она не из вашей среды? — спросил он у Сен-Бриза.
— Хотите знать правду? — граф отложил трубку, не успев сделать даже одну затяжку. — Именно это меня и беспокоит. Да, понимаю, мне следует радоваться, что сын наконец-то образумился, образумился настолько, что даже вознамерился жениться. Тем более, что я и сам женился примерно в его возрасте… ну, это не важно сейчас… Так вот, месье Шаффхаузен. Все это не похоже на Эрнеста. Он какой-то слишком тихий, и у меня дурное предчувствие.
Сен-Бриз прерывисто вздохнул и посмотрел в окно, за которым в синеватом сумраке кружил белый снег. Когда он касался тяжелой темы, ему всегда хотелось спрятать взгляд.
— Понимаете… Он весь в меня. Если влюбляется — то со всего размаха, но женщины никогда не забирали над ним власти. А эта девица, как мне кажется, держит его в ежовых рукавицах. И на строгом ошейнике. Ваше лечение помогло, доктор, очень помогло, он уже два года не прикасается к наркотикам, гораздо умеренней пьет, и даже с немедленным присоединением к повстанцам Че Гевары согласился подождать — одно время он бредил идеей создать серию портретов команданте с натуры… Насколько я знаю, он часто с волонтерами посещает больницы и школы для бедных, дает бесплатные уроки рисования. Все бы ничего, если бы не эта девушка.
Доктор затянулся трубкой и выпустил в потолок облачко вкусного дыма, осмысливая то, о чем ему рассказывал граф.
«Компенсаторная реакция подчинения? На что? Он восстановил отношения с семьей и социумом… но стал ли счастлив от этого? Девушка его подавляет, видимо… Но что заставляет его терпеть?»
— Скажите, граф, вы разговаривали с Эрнестом по душам? Он вам признавался в том, что счастлив, что сбылись его надежды? Или напротив, делается скрытен и раздражителен, когда вы заводите с ним задушевные беседы?
Граф, обрадованный, что его так быстро и хорошо поняли, кивнул.
«Я не ошибся, пригласив Шаффхаузена. Он сразу ухватывает суть».
— Я пытался, доктор. Неоднократно. Но он или отшучивается, ссылаясь… ммммм… на некоторую особую сексуальную притягательность Лидии, или — как вы и сказали — замыкается и становится раздражительным. «Я очень счастлив, я люблю ее», вот и все, чего я сумел от него добиться.
Сен-Бриз сделал затяжку и глотнул коньяка, раздумывая, стоит ли сразу же выкладывать Шаффхаузену всю информацию, и решил, что стоит.
— Вы знакомы с греческими семьями, доктор? Эта странная ветвь восточного христианства, традиционный уклад, безоговорочное подчинение младших старшим, и брак,
