«Ага… межэтнический конфликт… революция ушла из области надмировых идей в плоскость семейных отношений… И Эдип вырос в конфликт Ахилла и Агамемнона за добычу Трои. Да и девушка не дура, знает, где водится крупная рыба и знает, как с ней управиться… Особая сексуальная притягательность — какая-нибудь перверсия? Анальный секс? Стоит выяснить это тоже, но пока неясно, как?..»
Коньяк у графа был превосходный, его терпкий черносливовый привкус был долгим и приятно сочетался с крепким табачным дымом. И опьянение наступало мягко, как сонное расслабление после целого дня, проведенного на воздухе… Самое то, что требуется в холодный зимний день.
— А с девушкой вы общались? Какое впечатление она на вас произвела? Возможно, она просто очень сильно любит вашего сына и желает его осчастливить, даже если этому будут противиться все ее родственники?
Сен-Бриз покачал головой.
— Я в этом не уверен. Может быть… поэтому я пригласил вас, доктор. Чтобы вы разрешили мое сомнение. Конечно, Лидия еще очень молода, ей нет и двадцати, однако… ее повадки… манеры… то, как она говорит с Эрнестом, как держит себя с ним — все это так мало похоже на юную наивность, что я, право, озадачен.
Граф покрутил в пальцах пустой бокал, поставил его на стол.
— Она умеет вести себя в обществе, она весела, по-своему остроумна, но слишком уж любит быть в центре внимания. Нарушает правила, потому что уверена, что ей позволено больше, чем другим. И… — он замялся — на мой вкус, она совсем не красива. Этот южный тип, знаете? Рано созревают, быстро стареют. Сексуальна, да, пикантна… пожалуй. Но вызывает она скорее грубое возбуждение, какое испытываешь к бордельной шлюхе, или при просмотре порнографического журнала. А для моего сына, насколько я знаком с его пристрастиями, очень важен момент чистого эроса… платоновского, если вы понимаете, о чем я.
— Понимаю… — кивнул доктор, усваивая новую порцию информации и прокручивая в голове отдельные сказанные графом слова и фразы.
«Еще нет двадцати, но уже не девственна, судя по всему… И, тоже демонстративна, как сам Эрнест, или даже превосходит его, ибо он свою демонстративность отчасти перенес на картины… Или она нарциссична и полна самолюбования — идеальная модель для столь экспрессивного художника… Грубое возбуждение? О, да это дева земная, Лилит, Геката поймала нашего витающего в облаках бога в свои крепкие объятия…»
— Скажите, как бы вы назвали их, когда они вместе? Какой вы видите их пару, какие образы или сравнения приходят вам на ум? — спросил он графа, допив свой бокал, и взял спички, чтобы заново раскурить погасшую трубку.
— Хм… Какие сложные вопросы вы задаете, месье, — Сен-Бриз потер лоб и смущенно улыбнулся. — Признаться, никогда не думал об этом. Мне не нравится видеть их вместе, вот что я точно знаю! Они как… как бык и тореадор, простите за столь грубое сравнение. А еще мне почему-то всегда страшно за сына. Как будто по ночам эта девушка превращается в змею, или в дракона.
Он налил в бокалы еще коньяка, раскурил заново погасшую трубку.
— Возможно, это лишь мои фантазии, возможно… Возможно, мной управляет страх — меня пот холодный прошибает, когда я вспоминаю, что три года назад чуть было не потерял моего мальчика… Но я хочу быть твердо уверенным, что он счастлив, а не женится из духа противоречия, понимаете?
Сен-Бриз глубоко затянулся и закончил свою мысль:
— Если я прав, доктор, то вскоре после свадьбы он или снова впадет в депрессию, или возьмется за наркотики. И мальчики тоже не исключены. Или, напротив, останется ей верным из духа противоречия, но будет сбегать из дома при первой же возможности.
«Бык и тореро… да еще и дракон со змеей! Да, это встреча нашего юного художника с хтоническим чудовищем! (2) Ах, какой прекрасный материал! И какая досада, что Юнг уже скончался, а то я непременно подкинул бы ему эту в высшей степени архетипическую историю! Расскажу о ней на конгрессе независимого аналитического общества Великобритании в мае.» — доктор замечтался, несколько отойдя от тревог графа, но слова того о своем страхе вернули его в курительную комнату с университетской кафедры Кембриджа.
— Итак, вы сомневаетесь в том, что он с ней счастлив. И желаете узнать, не скрыта ли под всем этим ее какая-то корысть, которая в итоге может разрушить вашему сыну жизнь… И если такое выяснится, то вы всеми силами захотите предотвратить их свадьбу, так?
— Именно так. — подтвердил Сен-Бриз. — Ну что же, доктор… вы согласны помочь мне? И… что теперь делать, по-вашему?
Он озабоченно постучал кончиками пальцев по столешнице.
— Я не говорил сыну о вашем приезде, но спросил, не хочет ли он придти ко мне на ужин… Вместе с Лидией, разумеется. Или такая диспозиция кажется вам неправильной?
— Я понял, что он уже дал согласие на визит? Что ж, тогда имеет смысл мне остаться и взглянуть на них, как на пару, ну, а вам — придумать достаточно правдоподобное основание, почему я оказался здесь в это время. — заключил Шаффхаузен, понимая, что собственно именно этого и ждет от него Сен-Бриз.
— После ужина, если мне удастся пообщаться с ними, я вам доложу свои соображения на сей счет, и мы вместе подумаем, насколько оправданы ваши опасения и что делать, если они подтвердятся… А до ужина я хотел бы воспользоваться возможностью побывать в госпитале Сальпетриер, благо, это недалеко отсюда, в Университетском квартале. Вы не откажете мне в любезности показать, где тут у вас телефон? Я хотел бы вызвать такси.
— Зачем же такси, месье Шаффхаузен? Мой шофер отвезет вас куда угодно и привезет обратно. Или вы не доверяете Мишелю? У него опыт и стаж вождения больше, чем у любого из парижских таксистов. Но телефон-если желаете им воспользоваться — есть в ближайшем холле.
— Я полагал, вы отправите машину за вашим сыном и его девушкой… — пожал плечами Шаффхаузен, но не стал сопротивляться предложению графа.
В Сальпетриер ему удалось пообщаться с председателем Парижского Психоаналитического Общества месье Нахтом и заручиться его поддержкой в проведении исследования больных шизофренией. Удовлетворенный итогом встречи, он вернулся в особняк Сен-Бриз за час до времени
