— То есть как это — не будешь? — возразил упрямый Таверне. Он пил столько же, сколько друзья, но держался лучше, чем они. — Мы же договорились — пьем вместе, пьем наравне, пьем одно и то же… и все остальное тоже вместе… Иначе как же мы поймем… ик… кто из нас лучший катол…ик? Кто… ик… лучше справляется с искушениями и отвергает соблазны плоти… ик.
Остатки — точнее, обрывки — благочестия и здравого смысла подсказывали Ксавье, что им следует заказать крепкий кофе, выпить его, чтобы прийти в себя к концу представления, поскорее пойти домой пешком, и по дороге протрезветь окончательно… Немного поспорив, они отказались от идеи испытывать судьбу абсентом и заказали еще шампанского, а потом — кофе с ликером…
Тем временем декорация снова сменилась, зазвучала другая музыка — веселая и такая игривая, что впору было самим пускаться в пляс — и Вик, захлопав танцорам, радостно воскликнул:
— Канкан! Знаменитый канкан!
— Неее, канкан — это в «Мулен-Руж»… — возразил Макс, но Ксавье прислушался к ритму музыки, покачал головой и вынес вердикт знатока:
— Это канкан.
Они сидели почти у самой сцены и видели все отлично, в мельчайших подробностях — вплоть до вышивки на костюмах, чувствовали запах грима и духов, и еще что-то особенное, волнующее… сладострастное и коварное, забирающее в хмельной плен вернее, чем шампанское или абсент…
«Наверное, это и есть аромат греха», — подумал Ксавье, и, полуоткрыв рот, принялся впивать его, вдыхать с особенной жадностью…
Номер с канканом исполнял не весь кордебалет, а небольшая группа танцоров: четыре женщины и трое мужчин (3). Из-за одной «лишней» дамы танцевали они не парами, каждый кавалер со своей партнершей, а четыре на трое, как бы «женщины против мужчин», хотя никакой враждебности в их противостоянии не наблюдалось. Скорее, номер был задуман как комический, предваряющий выход кордебалета с финальным танцем. И он имел успех: зрители начали аплодировать в такт после первых же аккордов, и каждое новое па или гимнастический трюк сопровождались бурным одобрением партера.
Нарядные платья дам золотисто-лимонного цвета, с жестким расшитым корсажем и пышными многослойными юбками, едва прикрывали кокетливые черные штанишки. Мужчины же выглядели как танцоры фламенко: все высокие, широкоплечие и узкобедрые, с ногами «от ушей», облаченные в узкие черные брюки, нескромно обрисовывающие зад (и не только зад), и черные короткие жилетки, расстегнутые и надетые прямо на голое тело.
Ксавье никогда еще не видел таких красавцев, и смотрел, смотрел, смотрел, теряя дыхание, не в силах отвести взгляда, и чувствовал, что ему — лично ему — не нужны никакие женщины, одетые или раздетые, все равно, но он охотно рискнул бы спасением души, чтобы ненадолго, на день или на час, оказаться рядом с таким мужчиной… с таким, как один из танцоров, самым стройным и длинноногим, с самыми красивыми глазами и потрясающей улыбкой, одновременно задорной и нежной… О, если бы он мог выпрыгнуть на сцену и оказаться рядом!.. В его руках… в его объятиях.
— А знаешь, Лис, ты сегодня в канкане превзошел самого себя, — сказал Жорж, пока они с Исааком переодевались в гримерке, готовясь к финальному выходу. — Я всегда говорил, что растяжка у тебя — лучшая в труппе, но ты творил что-то невероятное…
— Ммммммм… — усмехнулся Исаак, поправляя потекший грим, но благодарно кивнул в ответ на искренний комплимент: — Ты тоже был очень хорош.
— Да, особенно когда перепутал право и лево на коде… — хмыкнул Жорж.
— Ну, исправился же… никто ничего не заметил. Я тоже чуть яйца на полу не оставил, когда делал прыжок в шпагат.
— Ой, ладно кокетничать, это твой коронный номер! Я думал, мальчишка в первом ряду тебе дыру на штанах прожжет своим взглядом.
— Подумаешь, мои штаны и не такое выдерживали, — рассмеялся Исаак. — После гастролей в Праге им вообще ничего не страшно.
— Боже, только не напоминай про Прагу! — захихикал Жорж и закрыл лицо руками. — Я думал тогда, нам всем конец придет, пока дотанцевали…
— Но дотанцевали же! Главное, чтобы зрителям нравилось, для этого же и работаем… А те мальчишки в первом ряду — я их тоже заметил, трудно было не заметить. Пьяные в в лоск, но на вид школьники еще, кто их вообще пустил на вечернее ревю?..
— Лис, не будь занудой. Вспомни себя в их возрасте, небось не только в танцклассе батманы тренировал, но и пил с дружками, и задницы щупал. Ребята молодцы, что в «Лидо» пришли деньгами сорить, когда ж еще, как не в юности?
— Ах-ах, ну и кто из нас теперь зануда?! — Исаак передразнил менторскую интонацию приятеля и встал, чтобы закончить костюм, но в глубине души признал правоту Жоржа. Глупо артисту кабаре, чей образ жизни более чем далек от праведного, строить из себя представителя полиции нравов.
Тот мальчик с огромными глазами, что смотрел на него из первого ряда, как загипнотизированный, бурно аплодировал и едва не потерял сознание, когда Исаак на поклонах, приложив руку к груди, улыбнулся и поклонился лично ему — был трогательным в своем восхищении и совершенно пьяным. Но кому в восемнадцать лет могут всерьез повредить несколько бокалов шампанского, обнаженные бюсты танцовщиц, заигрывания танцоров и сладкое томление в паху?.. Легкое похмелье наутро и опустевшая денежная заначка — вполне разумная плата за ночь удовольствий и волшебства.
…Исаак вышел на финал вместе с другими артистами, занятыми в последней сцене ревю, отработал его блестяще, от первого па до последнего пируэта, и, принимая заслуженные аплодисменты и восторженный рев зрительного зала (пусть и подогретый спиртным, но искренний и благодарный), отчаянно жалел, что Сид не смог сегодня прийти и насладиться зрелищем на правах привилегированного гостя. Брат был занят в клинике с каким-то тяжелым пациентом, а это означало, что, скорее всего, они увидятся не раньше завтрашнего вечера.
Сид принадлежал Лису, Лис принадлежал Сиду, ничто не могло этого изменить; но как Исаак Кадош не мог изменить время балетных классов и расписание представлений, так и Соломон Кадош следовал графику операций и научных мероприятий.
У Соломона был железный распорядок дня и не менее железное правило — не тратить время на поездки по городу, пока ситуация на работе требовала его круглосуточного внимания и постоянного присутствия. Конечно, Исаак мог сыграть в Магомета и сам пойти навстречу горе, Соломон всегда бывал рад его визитам. В роскошной комнате отдыха ротшильдовского госпиталя можно было выспаться даже лучше, чем в тесной холостяцкой квартирке-студии на рю Труа Фрер или в их с братом «семейных апартаментах» на рю Лафайет.
Но нет — пожалуй, остаток сегодняшней ночи стоило провести как-то иначе. Например, пропустить с приятелем и коллегой по стаканчику и поехать к нему в гости, тем более, что старина Жорж откровенно намекал на этот вариант
