Исаак все еще раздумывал об этом, когда вышел из душа, переоделся в джинсы и клетчатую рубашку — свою обычную униформу городского ковбоя, и принялся устало собирать сумку. Жорж куда-то запропал, то ли раздавал автографы поклонникам, то ли торчал в гримерке у Клары и Этель, разведывая, не планируют ли девушки устроить пирушку в честь сегодняшнего успеха их номера, или просто без повода, а Пьер успел уйти еще до того, как Лис отправился в душ (Пьер уже полгода жил с русским из княжеской семьи эмигрантов, и стал вести себя как настоящий буржуазный женатик).
Когда кто-то робко постучал в дверь гримерки, а следом послышалось странное шуршание и покашливание, Исаак подумал, что пришли уборщики или помощница костюмера — забрать несколько вещей на починку. Он распахнул дверь и увидел на пороге ту самую троицу парней, что сидели в ближнем секторе, справа у сцены.
— Добрый вечер, друзья. Что… — начал было он дежурную речь крайне усталого артиста, желающего поскорее отделаться от назойливого внимания, но достаточно вежливого, чтобы не обнаруживать свое желание явно, однако, присмотревшись к визитерам, не смог сдержать смеха:
— Ах-ха-ха, боже ты мой, парни, ну вы и набрались за ужином! Как вы только сюда добрались, ползком, что ли, по лестнице поднимались?
— Нам… нам… объяснили, как дойти, — еле выдавил тот, что стоял слева, и напоминал уменьшенную копию Мика Джаггера, а второй — справа — похожий на слегка раздувшегося и опухшего Марлона Брандо, добавил еще менее внятно:
— Прстите… мынхотели… бспокоить… но вот он… — «Брандо» встряхнул темноволосого хрупкого принца, повисшего посередине, на плечах друзей. — Вот он… не хотел ик… идти домой… пока вас нповидат… и вы недадитеему атоф… афтоф…
— Автограф, — жалостливо проговорил Исаак и решительно шагнул вперед. — А ну-ка, давайте его сюда, вашего друга! Если мы его сейчас не усадим как следует, и не… эээээ… словом, если ему сейчас не помочь, боюсь, выйдет конфуз.
— Спасибо, месье артист! — благодарно выдохнул тощий «Джаггер» и с явным облегчением сгрузил «Принца» Исааку. «Брандо» последовал примеру приятеля, так что Лису ничего не оставалось, как бережно поднять ничего не соображающего хмельного мальчишку, цепляющегося за него, как обезьянка за пальму, и лепечущего всякую чушь, и внести в гримерку. В банальном сюжете вечера наметился неожиданный поворот…
Комната кружилась перед глазами, невыносимо болела голова. Ксавье изо всех сил прижимался затылком к приятной пружинящей поверхности, напоминающей диванный валик — это давало некоторое облегчение, но не избавляло от дурноты. Тогда Ксавье начинал постанывать и скулить, одновременно жалуясь и прося прощения, и на лоб ему ложились прохладные руки, немного жесткие, но удивительно ласковые, принимались поглаживать, растирать, массировать виски… а голос, мягкий, совсем не похожий на лающий тембр дяди Густава, успокаивал и утешал:
— Ничего, мой хороший, потерпи немного. Это скоро пройдет.
Еще он слышал негромкий женский смех, звон стекла, шипение пузырьков, хрипловатые хмельные голоса, напоминающие Вика и Макса (они бубнили поодаль, как будто приятели переговаривались в другом конце комнаты), но Ксавье не мог понять, чудится ему это или происходит на самом деле.
Потом женщина сказала:
— Лис, смотри, малыша совсем развезло, может, разденем его и положим спать до утра?
Макс и Вик тут же опять взволнованно забубнили, как потревоженные индюки — кажется, объясняли, что Ксавье никак не может ночевать здесь, что им всем нужно вернуться в институтское общежитие, они и так уже безбожно опоздали, им здорово влетит… тогда тот, кого назвали чудесным сказочным именем — Лис — все с той же успокаивающей — баюкающей — интонацией проговорил:
— Мы все попадем сегодня домой. Волноваться не о чем.
Ксавье слепо зашарил в пространстве, ища Лиса, ориентируясь на горячее тепло и запах табака и свежего холодного лимона, нащупал сперва бок, потом руку, и когда его тонкие хрупкие пальцы сплелись с длинными и сильными пальцами мужчины, прошептал:
— Я не хочу… не хочу в общежитие… Я хочу с тобой… хочу к тебе!
Вокруг снова засмеялись, но не обидно, как-то очень домашне, по-доброму, и женщина сказала:
— Ну, дорогой месье Жан Вальжан, вы готовы усыновить маленькую Козетту? (4)
— А у меня есть какие-то иные варианты? — усмехнулся Лис. — Прямо с утра пойду за куклой.
— Слушай, какая классная идея для номера…
— Не уверен, что Маргарет ее одобрит в таком прочтении. Но обсудим позже, сейчас я должен исполнять обязанности отца.
Голову Ксавье приподняли, к губам поднесли стакан с чем-то острым, солоноватым и очень вкусным, а когда он сделал несколько глотков, снова уложили и укутали то ли шалью, то ли теплым плащом. Он хотел еще немного послушать разговоры, прежде чем собраться с силами, встать, извиниться перед всеми и всех поблагодарить… но сам не заметил, как его сморило глубоким сном.
Проснулся Ксавье уже поздним утром, в своей комнате студенческого общежития. Голова у него не болела и не было признаков дурноты, только немного ломило шею. В окно било яркое майское солнце. На соседних кроватях громко храпели Вик и Макс, с которыми он делил эти апартаменты — судя по всему, они тоже пропустили и молитву, и завтрак, и утренние занятия…
Все, что случилось вчерашним вечером и ночью, казалось фантастическим сном, и кабаре, и алкоголь, и золотые блестки, и павлиньи и страусовые перья, и обнаженные груди танцовщиц, и грациозные танцоры с длинными ногами, и красавец-гимнаст в черном костюме, расшитом серебряными звездами, и… путешествие за кулисы, как в Зазеркалье… Лис… прохладные руки, нежно гладящие разгоряченный лоб…
«Не может быть, не может быть, не может быть! Ничего этого просто не могло произойти, мне все приснилось…»
Ксавье застонал и хотел заново уткнуться лицом в подушку, и вдруг заметил сидящую в изголовье большую куклу, изображавшую паяца, в роскошном камзоле из синего бархата, с белым кружевным жабо и малиновыми пышными рукавами, и в такой же пышной большой шляпе, расшитой золотом и маленькими жемчужинками.
При виде сказочного создания юноша оторопел от изумления и восхищения:
— Это что, мне? — и дрожащей рукой схватил открытку, вложенную между фарфоровыми ладошками паяца.
Внутри был автограф, не оставивший никаких сомнений в обстоятельствах появления куклы в комнате и личности дарителя:
«Юной Козетте (имя зачеркнуто) Ксавье от потрясенного Жана Вальжана (имя вновь зачеркнуто) от Исаака Кадоша, танцора труппы «Лидо». С наилучшими пожеланиями и надеждой на скорую встречу».
Ксавье, красный как помидор, прижал
