После ужасной сцены, устроенной Ксавье на виду у всех, несправедливых упреков и гневной неуступчивой враждебности, которую он проявлял до конца дня, Исаак просто не нашел в себе сил остаться с ним в спальне наедине. Он боялся, что струна терпения лопнет, и в сердцах он сам наговорит любимому мальчишке таких обидных вещей, что процесс примирения станет крайне затруднительным и затянется надолго…
Лис поступил со своей бедой так же, как в детстве и в юности, и в тяжелые моменты взрослой жизни — укрылся в объятиях брата, ища у него защиты и поддержки, и мудрого совета, в котором Соломон никогда не отказывал.
Завернувшись вдвоем в одно огромное одеяло, прижавшись плечами и сблизив головы, они ели печенье из одной коробки и запивали теплым вином из одной кружки, но это обоюдное погружение в уютный мир детства не мешало им вести серьезный и до предела откровенный разговор взрослых мужчин.
Исаак делился накипевшим, выплескивая в пространство тихой и теплой спальни обиду на Ксавье, растущую усталость от капризов маленького диктатора и злость на собственную мягкотелость. Постепенно хмелея, он горько жаловался, что загубил карьеру танцовщика ради попытки семейной жизни по образу и подобию натуралов, со строгим регламентом, тонной обязательств и неизбывной верностью каторжника своим цепям… Но мягкий вопрос Соломона, означает ли сказанное, что страхи мальчишки не напрасны, и брат подумывает о расставании, мгновенно протрезвил Лиса и вызвал новую вспышку гнева, уже в адрес Сида:
— Ты… ты с ума сошел?! Какое еще расставание?.. Да я уже сейчас сдохнуть готов, пока он преспокойно сопит в соседней комнате, я на коленях буду стоять, целовать его сверху донизу, а после снизу доверху, только бы он утешился, перестал ревновать и смотреть на меня как злобный крокодильчик!.. Мне нелегко с ним, это правда, но я все равно его люблю, понимаешь?.. Люблю и буду любить, чтобы он там не вытворял и не придумывал насчет моих «измен», маленький дурачок… Сид! Ты же умный! Ты все знаешь! Твое сердце такое твердое, не то что мое — мягкий воск… Ну что мне с ним делать?.. Как избавить от этой дурацкой ревности, которая отравляет нас обоих, как радиация?..
Горло Исаака судорожно дернулось, он закашлялся, подавившись не то вином, не то своим отчаянием, вперемешку со слезами; Соломон прижал близнеца к себе, похлопал по спине и принялся успокаивающе гладить, описывая широкие круги теплой ладонью.
Это волшебное средство всегда срабатывало, сработало и теперь. Вскоре Лис затих, уткнувшись носом ему в шею, его дыхание стало мерным и глубоким… но он не спал, а внимательно слушал, как Сид размышляет вслух над странным поведением Ксавье:
— Мальчик ревнив и вспыльчив, но при этом отходчив и разумен… а сейчас он словно ослеплен, сбит с толку, как птица, потерявшаяся в метели. Если бы я хоть на йоту верил в колдовство и магию, то предположил бы, что какой-то злой колдун опоил его отворотным зельем. Но магии не существует, как и отворотного зелья, а вот насчет злобных колдунов я не так уверен, Лис…
— Ты насчет «доброго дядюшки» Густава? — Исаак на лету словил намек и поднял голову с плеча брата. — Ты… правда думаешь, что Ксавье опять непостижимым образом попал под его влияние?..
Соломон несколько секунд колебался, открывать ли известные ему обстоятельства — ведь он обещал Ксавье не выдавать его — но в итоге решил, что имеет право нарушить конфиденциальность, поскольку другая сторона явно не соблюдала условия договора:
— Я не думаю, я знаю…
— Что?!
— Тихо, тихо, уймись… Это не вчера случилось, и мы с Франсуа приняли меры, но, видимо, их оказалось недостаточно. Что-то мы упустили, хотя и старались изо всех сил отогнать Райха как можно дальше. Франсуа прав: Ксавье и его состояние — слишком лакомая добыча, чтобы католические стервятники сдались без борьбы.
— А ну-ка объясни мне все, Сид! — потребовал Исаак, чувствуя, как у корней волос проступил холодный пот. — Я хочу знать, что произошло… с самого начала… ах, Ксавье, Ксавье… значит, вот оно как…
— Только не вздумай винить парня еще и за это, — предостерег брата Соломон. — Ты ведь знаешь, как они умеют подкрадываться, как влезают в душу, здесь и такой, как я или ты, устоит с трудом, что уж говорить о неопытном доверчивом мальчике…
Они разговаривали еще долго, подробно обсуждая случившееся, спорили, разрабатывали тактику и стратегию военных действий, поскольку новое появление Райха на горизонте означало — этот человек не бездействует, и его необходимо принимать всерьез, как умного и опасного врага.
Наконец, братья пришли к соглашению, Исаак, более-менее утешенный относительно будущего, хотел пойти к Ксавье, но под боком у Сида было так тепло и спокойно, да и Олененок в столь поздний час, конечно же, давным-давно спал и видел десятый сон…
Решив не будоражить любимого и отложить примирение до утра — несколько темных часов погоды не делали — Лис поудобнее устроился на подушках и сразу же сомлел, как младенец в материнской утробе.
Соломону же так и не удалось толком поспать, но он был рад своей бессоннице. Она позволила ему быть начеку и не пропустить появление Ксавье, когда тот, вместо того, чтобы спокойно зайти к ним в комнату, прошел мимо, как призрак, и отправился в загадочный вояж по спящему шале.
***
Ксавье сидел на диване в гостиной, там же, где и вчера, смотрел в потухший камин и держал на коленях телефон. Из одежды нем была только пижама, плечи обернуты пледом. Когда Соломон появился наверху лестницы, юноша обернулся, бесцветным голосом сказал «привет» и снова унесся в страну грез, как будто повседневная реальность утратила для него всякое значение.
Кадош, следуя собственному правилу — всегда начинать день с горячего питья, независимо от времени подъема с постели — прошагал в кухню, достал из шкафа пачку молотой «арабики» и хлеб, снял с полки кофейник и занялся приготовлением легкого завтрака. Он рассчитывал, что соблазнительный запах кофе и гренок пробудит здоровый юношеский голод и выведет Ксавье из полусонной печали.
Соломон не ошибся: не успела дожариться первая партия гренок, как позади послышались осторожные шаги, и мягкая рука дотронулась до его плеча:
— Можно мне тоже чашечку кофе? Я почти не спал…
— Конечно, можно. Садись.
Юноша, по-прежнему закутанный в плед, как в мантию, присел на краешек табурета и робко наблюдал за действиями Соломона: вот он кладет в чашку густые желтые сливки, вот наливает сверху ароматный черный настой, добавляет сахар
