Уже выходя из комнаты, я услышала, как Энзо сказал:
— Могу я записать этот случай? Журнал «Медицинские аномалии» будет в восторге…
Я закрыла за собой дверь. Слова Священной Книги все еще звучали у меня в ушах.
— Моя любовь как аромат, разлитый…
Я прислонилась к стене, все разом нахлынуло на меня: облегчение, непролитые слезы, изнеможение и безжалостно ясное понимание: я окончательно и бесповоротно влюблена в капитана моей королевской гвардии.
Спасибо, Господи. Спасибо, что спас его.
Я открыла глаза, вокруг стояли стражники и не сводили с меня испытующих взглядов. Меня поразил беспомощный взгляд Фернандо, похожего на испуганного щенка.
— Лорд Гектор?.. — сказал он дрожащим голосом.
— Все хорошо, — сказала я. — Мне нужен эскорт до моей комнаты.
Фернандо приказал нескольким стражникам проводить меня, а сам встал на караул — руки скрещены, лицо сосредоточенно-неподвижно. Я подумала, что не я одна люблю их капитана.
Была уже ночь, и я собиралась лечь спать, но поняла, что мне едва ли удастся заснуть.
— В монастырь, — сказала я, и стражники выстроились вокруг меня.
В коридорах было пусто и тихо. Свет фонарей мерцал на глазурованной плитке стен, наши тени скользили по каменному полу. Мне мерещились убийцы, прячущиеся в темноте, готовые выскочить из-за угла. Каждый звук, каждый шепот казался мне свистом летящей стрелы, лязгом кинжала, вынимаемого из ножен.
Я думала о Гекторе, мечтала, чтоб он был рядом. Но и радовалась, что его рядом нет, ведь мне надо было многое обдумать перед новой встречей с ним.
Мы вошли в монастырь, который никогда по-настоящему не спал. Несколько молящихся стояли, преклонив колени, алтарник в серой рясе беззвучно поправлял свечи на алтаре. Я с наслаждением вдохнула аромат благовоний. Конечно, здесь, в этом благословенном месте, я была в безопасности.
Я вошла в архив. Химена, Алентин и Никандро сидели на скамеечках вокруг стола, склонившись над листом пергамента, такого старого, что края его скрутились и почернели.
Я поблагодарила стражников, велела им остаться снаружи и сама закрыла дверь.
Все в изумлении смотрели на меня, Химена, казалось, была в ужасе.
— Элиза? Это кровь у вас на платье?
Я и забыла о ней.
— Да. Это Гектора. На нас напали в коридоре рядом с моим кабинетом. Наемники. Тристан пришел нам на помощь. Но теперь все хорошо. — Я пришла, чтобы все рассказать ей, рассказать, как я исцелила его, но вдруг передумала. Сначала мне нужно было подумать о другом, а потом вернуться к этому.
— А наемники? — спросила она. — Вы знаете, кто их послал? Их схватили живыми или убили? Могут быть другие…
Я подняла руку.
— Не сейчас. Пожалуйста, позвольте мне отвлечься на заплесневелые пергаменты и высшую мудрость. Пожалуйста.
Все трое переглянулись, и Никандро сказал:
— Я покажу вам, что мы нашли.
Он указал на скамью рядом со своей и подвинул масляную лампу, освобождая мне место за столом.
Я села на скамью, и воспоминание пронзило мозг, как игла. В последний раз, когда я сидела здесь с отцом Никандро, он открыл мне, что меня держали в неведении относительно амулета и что мне судьбой предназначено узреть врата врага.
И я была уверена, что уже побывала в воротах врага, когда попала в плен к инвирнам и меня едва не подвергли пыткам анимаги. Но может быть, это не так. Может быть, худшее еще впереди.
— Вот это, — сказал он, указывая на лист пергамента, — «Богохульство Люцеро».
Я вздрогнула.
— Люцеро — это мое имя.
Он кивнул.
— Документ был предложен для канонизации как священный текст почти сто лет назад, но был отвергнут коллегией священников.
— Не просто отвергнут, — перебил отец Алентин. — Он был запрещен.
— Постойте. Сто лет? Это значит…
— Он был твоим предшественником, — сказал Алентин.
Люцеро. Был хранителем амулета до меня. Хотя он и жил сто лет назад, я вдруг почувствовала, что он ближе мне, чем кто-либо. Голос у меня задрожал, когда я спросила:
— Так почему документ был запрещен?
Химена сказала:
— Во-первых, из-за ужасающей формы. Он был записан неграмотным человеком, оригинал изобилует орфографическими и грамматическими ошибками. По мнению коллегии, Господь никогда не допустил бы, чтобы его святые слова так искажались.
Я посмотрела на пергамент. Рукопись полиняла от старости, но строки были ровные и четкие, буквы прекрасно написаны.
— Так, значит, это копия.
Никандро кивнул.
— Копия копии копии, в этом не приходится сомневаться. Оригинал навсегда утрачен. Никто не считал его достаточно важным, чтобы сохранить.
— И теперь вы считаете, что священники были неправы? Может быть, это не богохульство, а настоящий священный текст?
— Нет, — сказала Химена, в то время как Алентин сказал:
— Именно.
Они дружески переглянулись. Затем Химена вздохнула и сказала:
— Канонизация текста — непростое дело. Ей могут предшествовать века традиции. Веры. Нужно быть абсолютно уверенным, чтобы признать это настоящим словом божьим.
Алентин сказал:
— Но вы признаете такую возможность. У нас есть убедительное свидетельство.
— Я признаю такую возможность.
— Ага! — сказал он, будто одержал большую победу, и тут Химена, глядя на него, закатила глаза. Я никогда прежде не видела, чтобы она так демонстративно проявляла неуважение.
— Тогда скажите мне, — вмешалась я. — Почему вы думаете, что этот текст должен быть признан священным? О чем он?
Никандро прочистил горло.
— Мастер Люцеро был бедным крестьянским мальчиком. Он не умел ни читать, ни писать. В предисловии сказано, что он рассказывал свои видения другу, который под диктовку записывал их на овечьей шкуре. Этот друг, как оказалось, тоже не очень хорошо умел писать и читать. Рукопись, если это можно так назвать, была принесена в близлежащий монастырь, но историю так и не удалось подтвердить. Мальчик исчез. Монахи искали его много лет, но тщетно.
— И священники объявили это богохульством.
Теперь было ясно почему. Они
