— Получается, очень удобно, что он исчез, — проворчала Химена. — Не смог ответить на вопросы или предъявить монахам свой амулет.
Алентин наклонился вперед, глаза его заблестели.
— Но для хранителя амулета исчезнуть — это не странно. Например, триста лет назад другой мальчик испарился прямо из монастыря Альтапальмы, не закончив свою службу. Никто до сих пор не знает, что случилось.
Я представила себе, как они бежали: от ожиданий, от страха, от бесконечных мнений других людей, о том, как им лучше выполнить волю божью. А может быть, они погибали молодыми, внезапно и неожиданно, как, похоже, происходит с большинством хранителей. Я примирилась с этим, еще когда жила в пустыне — что я скорее всего умру молодой во славу божию.
Я сказала:
— Почему вы считаете, что послание этого мальчика стоит принимать всерьез?
— Люцеро многое знал, — сказал Никандро. — Знал вещи, недоступные простому неграмотному крестьянскому мальчишке. Не буду вдаваться в детали, но их было достаточно, чтобы заставить меня задуматься. И внимательно прочесть документ. А потом я нашел вот это. — Он пальцем указал мне в тексте нужный отрывок: — Ваше величество, прочтите это.
Я наклонилась вперед, дрожа от нетерпения, от предвкушения открытия.
— Врата, ведущие к жизни, узки и малы, и немногие отыщут их. — Я подняла глаза. — Тут ничего нового. Те же слова есть в Священной Книге.
— Читайте дальше, — сказала Химена.
— Лишь победитель пройдет через них и найдет зафиру, ибо неиссякаемый источник его власти поведет его. И вся сила этого мира войдет в него и по воле божьей обретет он жизнь вечную. Никто не сравнится с ним, враги его будут разбиты, тысячи подчинятся его воле.
Вся сила этого мира. Мой амулет приветственно дернулся от этих слов, посылая волны тепла вдоль позвоночника.
— Зафира, — сказала Химена.
— Точно как сказал инвирн, — добавил Алентин.
— Откуда необразованный мальчик мог знать это слово? — спросил Никандро, в его тихом голосе звучало благоговение. — Оно не употреблялось с тех пор, как первые люди пришли в этот мир. Оно даже старше древнего языка.
В глазах у меня потемнело, от ужаса, от восторга или истощения, оставшегося после того, как я исцелила Гектора. Я спросила:
— Что же это такое — зафира?
Алентин сказал:
— В «Божественном откровении» сказано, что волшебство струится по коже мира и что раз в четыре поколения Бог призывает победителя носить его метку и волшебством бороться с волшебством. — Мне нравилось, как ритмически звучал его голос каждый раз, когда он цитировал Священную Книгу. Этот голос переносил меня прямо в нашу пещеру в пустыне, где он давал мне уроки, сидя прямо на песке и выводя пальцем по пыли буквы.
Помолчав, он добавил:
— Рукопись подтверждает заявление инвирна, что зафира — это волшебство мира.
Я задумалась.
— Анимаги могут вызывать волшебство где угодно. Им нужно лишь пролить на землю немного крови. Но, по словам Шторма, зафира — это особое место.
Он кивнул.
— Шторм также говорил, что для этого волшебства не нужно ни малейшего усилия. Но в «Богохульстве» Люцеро описывает некую трещину в мире, где неиссякаемый источник силы выходит на поверхность. Я думаю, это слова о месте, где волшебство мира более доступно, может быть, более сконцентрировано.
Они выжидающе смотрели на меня, пока я обдумывала их слова.
Я сказала:
— Лишь победитель пройдет через них и найдет зафиру… — И как только слова эти слетели с моих губ, я поняла, что хочу этого. Больше всего на свете.
Но как это сделать? Королева не может все бросить ради того, чтобы целиком отдаться разрешению таинственной загадки.
— Победитель — это вы, — сказал Никандро. — Точнее говоря, ваша решительность должна подвергнуться проверке. Вы должны доказать, что достойны. Но там также сказано, что тот, кто владеет божественным амулетом, пройдет через врата. — Он пожал плечами и вздохнул. — Если честно, мне кажется, это очень опасно.
Пророчества — коварная штука, полная подтекста, неявных значений и озорства. Пророчество может быть похоже на предательство лучшего друга, разочарование в жизни или надежду народа.
— Это наверняка оно, Элиза, — сказала Химена, и в ее черных глазах блеснуло что-то страшное. — То, что нужно вам, чтобы править. Чтобы наконец завладеть тем наследством, что заповедал вам Господь.
Не знаю почему, но в ее словах мне послышалось что-то страшное, хотя доля истины в них и была. С такой властью я могла бы обезопасить себя от махинаций кворума. Обезоружить врагов. Восстановить целостность королевства.
— И, Элиза… — Голос Никандро прозвучал торжественно. — Лучше, если вы не будете никому рассказывать о «Богохульстве». Это в конце концов запрещенный текст.
— И все же у вас в монастыре есть его копия.
Он поерзал на скамейке.
— Э… нет. Она есть у отца Алентина.
Я рассмеялась, и Алентин ответил мне озорной улыбкой. Этот человек украл старейшую копию «Откровения» Гомера, когда бежал из монастыря Басагуана. Ну конечно, у него была копия запрещенного «Богохульства».
— Нам надо начать приготовления, дитя мое, — сказала Химена. — Мы могли бы оставить…
Я подняла руку, перебивая ее. Рука была испачкана засохшей кровью Гектора. Я сказала:
— Я подумаю об этом.
15
Но времени думать об этом у меня уже не было, потому что наступил день праздника Освобождения, жаркий, солнечный и занятой. Во дворце все, обливаясь потом, носились, заканчивая приготовления. Я все утро утверждала последние изменения в меню и списках гостей и повторяла молитву, которую мне предстояло прочесть вслух на балу. Днем я рассказала Маре и Химене об исцелении Гектора, хотя и опустила самую важную деталь. Химена была вне себя от восторга, что я нашла способ использовать силу амулета.
— Господь назначил вам великую судьбу, дитя мое, — сказала она, и глаза ее засияли.
Если она и поняла, что я рассказала не все, то не
