— Мне нужна компенсация за ту опасность, о которой вы говорите, и нужны деньги, чтобы обеспечить преданность команды.
— Команда предана деньгам, а не вам?
— Она предана мне, потому что я держу слово и плачу им. У вас есть чем расплатиться со мной?
Я смутилась.
Он посмотрел на Гектора, потом разочарованно развел руками, может быть, несколько наигранно.
Я заинтриговала его, конечно, но тут мне нечем было крыть. Я надеялась поторговаться в кредит. Но у меня не было ни денег, ни лошадей, ни…
— У меня есть шафран, — сказала Мара. — Достаточно, чтобы наполнить карманы вашей команде, и еще немного.
Я повернулась к ней, вспомнив, как бережно она хранила свой мешочек с пряностями в путешествии.
— Мара, ты уверена?
Вместо ответа она достала из своего мешочка небольшую фарфоровую бутылочку и передала ее Феликсу. С притворным равнодушием он поднес бутылочку к носу, и глаза его загорелись.
— Я предлагаю вам продать товар в Пуэрто-Верде, — сказала я. — Получите за него, сколько сможете. Шафран возместит все убытки.
Но чем я заплачу капитану за риск, которому подвергнется корабль и команда? Я лихорадочно кусала губы, пока капитан Феликс вынимал пробку и тщательно проверял содержимое бутылочки.
И тут у меня возникла идея. Хотя у меня не было денег, чтобы расплатиться, королева обладает и более ценными вещами. Я добавила:
— А в награду за то, что вы доставите нас, куда нам нужно, бесстрашно и преданно, я напишу письмо своему главному повару и подкреплю собственной печатью, что Вентьерра объявляется официальным поставщиком вина ко двору.
Рот его открылся прежде, чем он успел надеть маску спокойствия, и голос изменил ему, когда он, повернувшись к Гектору, пробормотал:
— Надо будет поднять все запасы, чтобы удовлетворить спрос. Придется продать самые старые бочки по премиальной цене. Надо будет снова засадить южные виноградники.
— Да, — сказал Гектор. — Надо будет все это сделать, — он растерянно смотрел на меня.
— Ну, так мы договорились? — спросила я. — Если нет, вашим людям лучше спустить нашу лодку на воду, прежде чем мы слишком удалимся от берега.
Капитан согнулся и взял мои руки в свои огромные ладони. Он замер, заметив волдыри, оставшиеся после моей не слишком удачной попытки грести. Но я не собиралась морщиться от боли. Вместо этого я крепко пожала ему руку, и он посмотрел на меня с уважением.
— Ваше величество, мы договорились. — Коснувшись бородой моей руки, он поцеловал ее.
— Вы даже не спросили, куда мы направляемся!
— Позднее, — сказал он, брезгливо поморщившись. — Сначала все должны принять ванну. Для ванны могу предложить только морскую воду, но я настаиваю. Вы все воняете чем-то ужасным.
— Я чувствую только запах рыбьего жира от твоей бороды, — сказал Гектор с непроницаемым лицом.
Феликс расхохотался легко и свободно, и так непохоже на своего младшего брата. По пути к двери он обнял брата и сказал:
— Твоя королева разыграла меня как по нотам, а?
— Да, — согласился Гектор, и хотя лицо его было спокойно, глаза сияли.
— Пожалуйста, оставайтесь здесь, пока я буду отдавать распоряжения, — сказал капитан остальным. — Надо подготовить команду, проверить, не надо ли высадить кого на берег, прежде чем вы начнете регулярно показываться на палубе.
Когда дверь за ним закрылась, Гектор сказал:
— Спасибо, Элиза.
— Пожалуйста.
— Кажется, он не заметил Шторма, — сказала Мара.
Инвирн съежился в кресле позади меня, почти незаметный за огромным столом капитана Феликса.
— Нет, он заметил, — пробормотал Белен. Он чистил ногти небольшим ножичком.
— Феликс доверяет мне, — объяснил Гектор, но бросил на Шторма хмурый взгляд. Может быть, ему было стыдно, что он привел инвирна на корабль брата.
22
После ванны и обеда, состоявшего из солонины, черствого хлеба и лукового супа, мы решили, что капитан Феликс уступит нам с Марой капитанскую каюту. Он и остальные мужчины разместятся в самой большой пассажирской каюте под верхней палубой.
На следующий день, утром я пыталась разобраться в капитанских навигационных картах, когда команда издала приветственный вопль, после чего раздался топот многочисленных ног по палубе. Корабль накренился. Я бросилась к ближайшему иллюминатору: волны проносились мимо. Мы поймали ветер.
Потребовалось два полных дня, чтобы разгрузить и продать вино и закупить новую партию припасов. Я все это время ходила взад-вперед по капитанской каюте, чувствуя себя загнанной в угол и разочарованная вынужденной задержкой и необходимостью повернуть назад, пусть даже ненадолго.
Феликс вернулся с очередных переговоров и принес городские новости.
— Королева и конде благополучно отправились дальше в Сельварику, — сказал он, и глаза его весело блестели. — Несомненно, для города это величайший позор — что гостиница, где она остановилась, загорелась, но никакие извинения не смогли убедить ее остаться. Они уже назвали это Великим бесчестием.
Я вдруг испытала такое облегчение, что едва ли не упала в кресло.
— Значит, они в безопасности. Что-нибудь слышно о попытке покушения?
— Ничего.
— Хорошо. Это хорошо.
Спасибо, Господи.
— Так куда, ваше величество?
Я повернулась к нему и ответила улыбкой на улыбку.
— На юг, в сторону островных владений. Я скажу больше… со временем.
Но когда он ушел, я осталась наедине с вопросом: а смогу ли я сказать больше? Если до сих пор даже Священная Книга оказывалась таким ненадежным источником в том, что касается амулета, то можно ли доверять в этом апокрифическим текстам?
Я потерла переносицу и прошептала:
— Зафира.
Амулет радостно затрепетал в ответ.
Я стояла на носу корабля и держалась за перила, завороженная тем, как «Арацелия» скользит по волнам. Ветер растрепал мою косу, спутал волосы. От соленых брызг щипало глаза, трескались губы. Надо мной раздувался от ветра огромный парус.
Команда корабля спокойно приняла Гектора и Белена, а на Мару матросы таращили глаза, куда бы она ни пошла. Шторм
