Вийон, бежавший что было духу, догнал рыцарей и слуг. Пригвоздил клинком к булыжникам стригона, ползавшего в грязи, волоча за собой перебитые ноги, словно рак – свою жопку. Отрубил руку, схватившую его за робу, проскочил между двумя уродливыми гномами в кожаных фартуках, один из которых еще держал кузнечный молот.
Поляки рубили мечами, словно дровосеки, прокладывающие просеку в густом лесу. И пробивались все ближе к ратуше, увенчанной деревянной колоколенкой. Били мертвяков с песней на устах, топтали их копытами. Вийон не понимал слов, не знал языка рыцарей, но как мог повторял те слова, будто молитву:
Дать изволи, яко просим:А чтоб в мире сытой гущи,А по смерти – райских кущей.Кирие элейсон!Были они уже у ворот ратуши – низкой, приземистой, деревянной горы, снизу выложенной камнем. Марчин из Мышинца подскочил к воротам, снял голову с плеч распухшего городского плебея, заступившего ему дорогу, повел распаленным взглядом из-под откинутого забрала хундскугеля.
– Ворота! Открывайте ворота!
Вдруг откуда-то сверху, может, с башни, а может, с козырька крытой гонтом крыши упала тень. Упырь отделился от стены и слетел прямо на рыцаря. Конь тонко заржал, ударил копытами в мостовую, когда трепещущее тело свалилось прямо на переднюю луку седла, а всадник покачнулся, но усидел. Стригон клацнул зубами, зарычал, укусил наплечник доспеха Марчина и – естественно – поломал об него зубы.
– На здоровье, купчишко! – крикнул рыцарь и отвесил ему рукоятью меча в лоб такой удар, что аж грохот пошел. Стригон слетел вниз, скользнул по шее коня… И вдруг, со злобой и жадностью, достойных городского ростовщика, укусил животное сломанными зубами туда, где кольчужная накидка открывала каурую шерсть на шее.
Скакун заржал, метнулся назад, под двери ратуши, а Марчин из Мышинца ударился затылком об стену с такой силой, что зазвенил металл шлема. Ошеломленный, он склонился в седле, едва не выпустив меч. Ржущий конь ступил влево, волоча за собой повисшее тело упыря, присосавшегося к его шее, словно овод к открытой ране.
Вийон свалил низкого пузана, схватившего его сбоку за робу, проскочил мимо двух стригонов, добрался до того места, где шалел укушенный конь Марчина из Мышинца. Рубанул мечом так, что завыл воздух, ударил по затылку упыря рукоятью баселарда, добавил еще и еще раз, сверхчеловеческим усилием оторвал его от конской шеи, прижал ногой бьющееся тело и, схватив за рукоять двумя руками, воткнул клинок меча в затылок так, что хрупнули кости черепа. Стригон замер на мостовой, сделался недвижим. И постучал во врата рая или, скорее, в самое глубокое пекло.
– К воротам! – крикнул Ян из Дыдни.
Прислужник? Где этот ворчун-прислужник?! Вийон осматривался, но нигде не мог приметить мрачного Яксы. Однако не было времени раздумывать над его судьбой, пока от корчмы тянулась новая вереница стригонов. Вийон прыгнул к окованным железом воротам, и вдруг его прошила мысль: что будет, если окажется, что заперты они изнутри?!
Не были заперты. Едва лишь он толкнул створки, те медленно поддались, раскрываясь в коридор. Вийон уперся в мягкую грязь, напряг все силы. Сбоку пришел ему на помощь Мендель. Мерзкий, стонущий стригон бросился к ним, почти уткнулся в спину поэта. Вийон заорал, дернулся вбок, но в тот же миг раздался щелчок арбалета, железная стрела сокрушила череп этого существа, проткнула кости, словно был это глиняный горшок, и с лязгом воткнулась в деревянные доски ворот. Вийон сплюнул: еще чуть-чуть – и он потерял бы голову вместе с ухом. Даже не заметил, как Жвикулис махнул ему с конской спины, такой довольный, словно только что спас Вийона от смертельного греха содомии.
Мендель и поэт распахнули обе створки ворот, едва успев отскочить от разгоряченных лошадей. С лязгом и звоном рыцарский отряд пересек порог. Кони ржали, лягались в темноте, один встал дыбом – хотел сбросить всадника, что, учитывая тяжесть доспеха, было не намного проще, чем снять весь мир с плеч Атласа.
– Закрывай двери!
Легко ему было говорить, сидя на коне. Вийон толкнул одну створку, перескочил на другую сторону, чтобы отгородить вход от рынка, прежде чем навязчивые стригоны зальют их, словно потоп. Над плечом его просвистели две стрелы из арбалета, сметя два дрожащих тела. Это богохранимые господа поляки хвастались стрелецким искусством, целясь в плотную толпу плебеев.
Дверь наконец захлопнулась. Но Вийон напрасно искал засов.
– Запор! – рявкнул он.
Кто-то подбежал к нему, помог придержать двери. Жвикулис подскочил с длинным протазаном в руках. Совместными усилиями они вклинили его меж литых крюков, добавили еще какую-то доску, укрепили все это древком от гвизармы.
Мендель отер пот со лба. Пощупал живот, плечи и руки, словно проверяя: все ли члены на месте.
– Вы целы? – спросил Вийон. – Не покусали вас?
– Ой-вэй, – вздохнул иудей. – На погромах в Яссах да Прешбурге бывало и похуже. Тут стрыги только за мясом идут. А там – насиловали и грабили…
Марчин из Мышинца высек огонь. Красный отблеск факела выхватил из тьмы бледные, покрытые потом лица людей, карие, нежные глаза коней, мокрые от крови клинки мечей, трясущиеся пальцы, сжатые на арбалетах.
– Якса?! – крикнул Марчин, нигде не видя своего мрачного слуги. – Где Якса?!
Ян из Дыдни стянул шлем, отбросил со лба сбитые волосы и перекрестился.
По этому жесту Марчин все понял.
– Вперед. – Вийон заметил в углу прихожей старую деревянную лестницу, ведущую наверх. – Нет времени.
Рыцари спешились. Шли, лязгая доспехами, заглядывая во все уголки ратуши. Стригонов не было видно нигде. Лестница заканчивалась деревянным помостом, окруженным балюстрадой. Отсюда в комнаты вели три обычные деревянные двери – налево и прямо. И еще одна, солидная, окованная железом, имелась с западной стороны.
Вийон толкнул их по очереди. Первая вела в зал совета с оббитыми красной материей стенами, посредине стоял длинный, покрытый сукном стол. Вторая вела в канцелярию, внутри он увидел перевернутые подставки, разбросанные перья, а на столах и полках высились кипы книг. Третья дверь была наглухо заперта.
– Наверняка это здесь! – сказал Ян из Дыдни. – Разрази его гром! Я и подумать не мог, что вход в цейхгауз будет охраняться, как сокровищница краковского епископа!
– Мы должны выломать эту дверь, – прогремел Доброгост. – Жвикулис, найди какую-нибудь палицу.
– Есть способ и попроще, – проворчал Вийон, вытягивая из-под робы «царя Давида». – Только погодите минутку, благородные господа. Сейчас я приласкаю эту щелочку ловчее, чем лепесточки прекрасной шлюшки.
– Вор! – заорал Доброгост и схватил поэта за воротник. – Я сразу знал, что он вор и шельма! На виселицу его!
– Доброгост, не ори, – проворчал Ян из Дыдни. – Учитывая обстоятельства, мы можем и закрыть на это глаза. Отпусти его, а ты, франк, отпирай поскорее.
Замок некоторое время сопротивлялся, но потом пал, словно штандарт крепости, взятой штурмом янычарами. Вийон дернул за ручку и…
Серая, размытая фигура пала ему на
