Вийон закрыл и запер на засов двери. Как ни странно, без проблем. Как видно, святой Франциск был добр к своему тезке.
– Что тут происходит? – выдохнул Ян из Дыдни. – Отчего, черт тебя лысый подери, так долго?
– Были проблемы с Юргеном, – пробормотал Вийон. – Он превратился в стригона и… – на все остальное хватило простого пожатия плеч.
– Где женщины и купец?
Вийон застучал в дверь гостиного зала, откуда раздавались плач и писк детей.
Никто ему не ответил. Поэтому он бесцеремонно сунул руку в дыру, пробитую стригоном, нашел засов, отодвинул его и толкнул дверь.
В темной комнате сгрудились все. Три женщины, дети и купец. Вжались в угол, освещенный лишь неуверенным огоньком каганца, словно перепуганная отара овец при виде волка.
– Прочь от нас! – заскулил Кершкорфф, грозя поэту поленом. – Apage[177]! Не двигайся! Я заплачу…
– Я живой, – проворчал Вийон. – Не бойтесь. У нас оружие. Что тут случилось?
Кершкорфф трясся, словно осина на ветру и не мог произнести ни слова. Две женщины плакали, заслоняя своими телами детей, третья сидела молча, со сложенными в молитве руками.
– Что молчите, старая потаскуха вас возьми вместе с вавилонской шлюхой?! – заорал Вийон. – Отчего Юрген в стригона превратился?
– Лежал в немочи, – забормотал наконец купец. – Вдруг зубищами защелкал. А потом встал. Мы с ним говорили, но в него словно дьявол вошел. Стал как те… как те, – закончил со страхом в голосе. – Так это произошло… Мы люди подневольные.
– В фургон все! – скомандовал Ян из Дыдни. – Уводите нашего коня, женщин и отроков внутрь, ты, поэт, вместе с купцами набивай гаковницы. Уносим отсюда ноги! И чем раньше, тем лучше, не хочу оставаться тут, когда наступит ночь!
– Я отсюда и с места не сдвинусь! – забормотал Кершкорфф. – Это место безопасное! Тут ничего…
Из второго зала донеслись треск и громыханье. Вийон выглянул за порог, сперва удивившись необычайному свету, что заливал сени, а потом услышал рык пламени. Потолок, лавки и столы были объяты огнем, распространяющимся от упавшего тела Юргена. Кони, стоявшие в сенях, заржали, начали биться, стучать копытами в стены.
– Боюсь, – сказал неторопливо поляк, – что нет у вас другого выбора, господин купец. Пожар! – рявкнул он яростно. – Только этого не хватало! Выводим фургон, сажаем женщин, садимся сами – и уходим!
6. Крестный путь
Женщины безропотно дали усадить себя в фургон. Две из них судорожно обнимали своих деток, третья вела себя безвольно, словно тряпичная кукла, но не плакала и, к счастью, не доставляла проблем. Хуже обстояло дело с женой корчмаря, которая подняла вопль при виде тела мужа, и Вийону пришлось силой оттаскивать ее от трупа. Потом она хотела войти в пылающий зал, чтобы забрать кое-какие вещи, но поэт бесцеремонно усадил ее в фургон, а Мендель придержал и прикрыл конской попоной.
Кершкорфф не остался в трактире, как грозился. Когда среди треска пламени он вскакивал в фургон, то опередил Вийона, оттолкнул Менделя и едва не затоптал женщин. Естественно, занял место впереди, схватил вожжи, крикнул на перепуганного, пляшущего между оглоблями и встающего на дыбы коня, который гораздо сильнее, чем стригонов, боялся пламени, дыма и вони пожара, что охватил уже весь зал.
Доброгост отвалил балки, блокирующие двери. Его скакун первым ударил копытами в створки, с шумом выломал их и вывалился наружу. О чудо – на этот раз они не натолкнулись на плотную толпу мертвяков. Напротив, стригоны отступали от пылающей корчмы, расходились в стороны, словно опасаясь пламени.
– Йа-а-аха-а-а!
Фургон покатил по грязи и камням вслед за рыцарями. Под грохот колес они вырвались на улицу. Вийон выхватил вожжи из рук Кершкорффа, который управлял животным, словно пьяный возница – дорогой, которая, после пятого жбана пива, вдруг делается неровной, будто змея.
Они вырвались в сумрак, покатились по мостовой, свернули в сторону главных ворот Саарсбурга. Ян из Дыдни крикнул предупредительно, вытянул руку, подавая знак, чтобы они остановились. Вийон натянул вожжи и остановил ошалевшего от страха коня, продолжавшего грызть удила, ржать и визжать, бить копытами по уличной грязи.
Проезд впереди перегородило море стригонов. Огромная плотная толпа их направлялась к повозке и рыцарям с такими стонами, хрипами и воем, словно погубленные их души чуяли уже приближение Последнего суда. Целые ручейки – да что там, реки! – бредущих, подтягивая ноги, уродливых фигур выныривали из ворот, дверей и переулков города.
Ян из Дыдни добрался до повозки, запряженной вспененными скакунами, протянул руку поэту.
– Копья! – рыкнул. – Подайте нам наши копья, чтоб их всех дьяволы побрали.
Вийон сунул руку на самое дно повозки, где между свертков и узелков женщин лежали длинные, увенчанные флажками, окованные на конце железом жерди. Поддел одну из них, крикнул иудею, чтобы убрал с копий ноги, с усилием поднял древко и подал его рыцарю. Ян из Дыдни перебросил его Марчину, протянул руку за следующим.
– Пробиваемся! – крикнул. – Двигайтесь за нами! Пусть нам Бог помогает!
Они встали на миг плечом к плечу с Марчином, а потом поскакали, сопровождаемые Доброгостом и Жвикулисом. Наконечники копий опустились вниз, флажки затрепетали на ветру… А потом они ворвались как буря в серую стену мерзких плебейских тел.
– Бей-убивай!
– На немца!
Удар бронированных рыцарских лошадей был посильнее удара осадного тарана. Разъяренные кони вломились в толпу плебеев, проложили длинную просеку в гуще врагов, означив свой путь трепещущими, стонущими останками стригонов, вбитыми копытами скакунов в грязь и навоз, словно посеревшие лохмотья – в гнойное тело нищего. Копья прошили три-четыре тела, треснули со зловещим звуком, когда рыцари подняли их вверх. Ян из Дыдни схватился за рукоять бастарда, размахнулся, ударил слева, развалив на куски плебейскую башку. Доброгост послал стрелу прямо в глаз достойной матроне, которая цеплялась за нагрудник его коня, Марчин отрубил голову, руку и рассек напополам плечо вместе с ладонью, держащей суковатое дубье.
– Скажи-ка: чечевица мелом мелет блин! – крикнул. – То-то же! На здоровье, пан немец!
Вийон ударил коня кнутом. Фургон покатился к воротам.
– Стрелять, чтоб вас черти взяли!
Кершкорфф и Мендель выпалили с двух сторон повозки: первый – опирая крюк гаковницы о высокий борт, второй – с плеча, из фитильной рушницы, принесенной Вийоном. Обезумевший конь понес их вслед за рыцарскими скакунами, ворвался в толпу стригонов, разбрасывая мертвых, что перли к высоким бортам с яростью, каковую выказывали разве что верные, давясь за причастием к епископу… Какой-то стригон схватился руками за доски у козлов повозки, подтянулся с воем, но Вийон, держа вожжи левой рукой, схватил корд и рубанул его
