— Вот это все, что ты замыслил, сколько на это надо трудов? А времени? Ты уже разменял пятый десяток. Пошли тебе Господи многие лета, но увидишь ли ты, как все это исполнится? — Ярослав отступил на шаг от жаровни, любуясь получившимся строением. — Между тем все дело сладить ты сможешь легче и быстрее, когда я буду в силах тебе оказать великую помощь. Но прежде, тоже самое, ты сделай для меня!
— Это что же? — Юрий Всеволодович с неодобрительным интересом смотрел на брата.
— Помоги Великий Новгород, взять под свою руку! Так что бы навсегда он стал моею вотчиной. А после, я тебе во всем буду подспорьем. Силою Владимира и Новгорода Великого мы выю согнем и мордве и булгарам. Возьмешь себе Волгу, и землю за нею и этого долго ждать не придется. — Ярослав говорил с неожиданной страстью и Жилята, в свете разгоравшегося пламени в жаровне, заметил на лице Юрия немалое удивление. Тот, некоторое время, молча, смотрел на брата, потом недоуменно пожал плечами.
— Но разве Новгород не в твоей власти? Разве в нем не княжат сыновья твои Федор с Александром?
— Княжат пока что! — В сердцах воскликнул Ярослав. — Я их там оставил вместо себя! А сам в Переяславль уехал, дружину сзывать по воле твоей же. А давеча от них гонец ко мне примчался. Федор пишет, новгородцы вздумали крамольничать. Тщатся, что бы я им тягости уменьшил. Совсем де оскудело в житницах у них — боятся, что и в брюхе скоро опустеет.
— Слышал я про их беду. — Юрий невесело усмехнулся и во взгляде его, теперь был укор. — Сказывали люди, что там из-за дождей, все что ни есть, сгнило на корню и новгородцы остались без хлеба. Видать по всему — им худо придется. Так ты бы брат явил им милость! Уменьши тягости, как они просят. Не отымай у людишек последнее.
— Милость явить? — Воскликнул Ярослав? — Кому? Новгородцам?! Так они эту милость за слабость почтут! И как с них потом взыскать недоимки? Нет! Отписал я сынам не идти на попятный! — Ярослав, сгоряча, махнул рукой так резко, что огонь во все стороны, сыпанул искрами. Сам, смутившись собственной порывистости и сберегая от пламени шубу, он отступил от жаровни на шаг и заговорил значительно тише. — Но чую, самому придется туда ехать. Людство новгородское, бояре баламутят. Слышны разговоры о Мишке Черниговском. Его выкликают в Новгород звать. Хотят, что бы княжил он вместо меня! Вот я и пресеку все эти разговоры. И с Новгородской вольницей покончу заодно.
— Ты что это брат? — Великий князь был одновременно удивлен и очень раздосадован. — Михаил в новгородцах не чает души, с тех пор как сидел у них после Калки. Они позовут, и он за них вступится. А супротив Чернигова тебе не устоять!
— Так я потому и прошу твоей помощи! — Ярослав утвердив левую руку на поясе, правую ладонью вверх, протянул Юрию. — Вместе мы Мишке дадим укорот! Что бы впредь не мешался в наши дела!
Юрий внимательно посмотрел на него, потом опустил взгляд.
— Не дело говоришь ты брат. — Голос его был наполнен печалью. — Забыл, что Михаил тебе и мне родня? Ты что же, средь родни затеваешь свару? Как мы с тобой когда-то с нашим старшим боатом? Господи Боже будь милостив в царствии своём к рабу своему Константину! — Великий князь поклонился иконам. Потом вновь, теперь уже сурово посмотрел на Ярослава. — Я в таком деле тебе не помощник! С Новгородом споры решай без меня. А лучше помоги мне Волгой овладеть и землёй за нею…
— Волгой овладеть? — Вдруг вспылил до той поры терпеливо слушавший Ярослав. — Мордву покорить?! А ты ответь, какой мне с того прок? Ты это все себе заберешь! А после, в свой час передашь сыновьям. Так как это сделал наш с тобой отец. А я? Скажи, что я своим сынам оставлю? Только лишь мой Переяславль-Залесский? Один на семерых?! Не велико наследство! Нищенская доля ждет моих детей. Тебя их такая судьба не печалит? А ведь ты мне и всем нашим братьям во всем обещал стать вместо отца! Так почему за нас не радеешь? Чего ты печешься о Мишке Черниговском? Он кто тебе? Шурин! Да нечто же шурин брата роднее?! Нет? Так и радеть сперва нужно о братьях! — Ярослав замолчал, с укоризной глядя в глаза Юрию.
— Вот так. — Великий князь кивнул, отводя взгляд. — Упреки твои, мне брат обидны. Но вижу, в них есть сколько-то правды. Что ж, впредь я буду больше заботиться о близких! И хотя в усобицы влезать я не хочу. — Он глянул на брата, который стоял за жаровней и теперь, его лицо было нельзя рассмотреть за языками огня. — Я не начну распрю меж христианами, но и тебя не оставлю заботой. Помогу чем смогу, как закончу на Волге.
Ярослав, которого Жилята со своего места видел отчетливо, некоторое время выжидающе смотрел на Великого Князя, так словно надеялся услышать еще что-то. Не дождавшись, он вдруг криво, одной половиной рта ухмыльнулся.
— Вот и ладно! — И в следующий миг, уже радушно улыбаясь, пошел ему навстречу. — А за того холопа ты меня прости! Я гнев не сдержал. Отдарюсь, как велишь! И свечу, белого воска самую толстую, за упокой его в церкви поставлю.
— Но ты и сам за него помолись! — С одобрением в голосе призвал Юрий брата. — А после того, покайся духовнику. На душе твоей станет светлее и легче.
— Сотворю, как велишь, и медлить не буду! — Ярослав подойдя, обнял великого князя. — А лучше пойдем и вместе помолимся! И за него и за всех наших павших!
Юрий Всеволодович глядя в его полные искреннего благодушия глаза, растроганно промолвил.
— Идем брат скорее!
Уже у самого выхода Ярослав вдруг задержался, обернувшись на Жиляту.
— Ты узнал от него то, что хотел? — Спросил он у Юрия.
Тот невесело усмехнулся:
— Что хотел, не узнал. Он хитер и увертлив. Все тщился выгородить своего боярина. Оно то и понятно. Жилята у Путислава знакомцем аж с детских. Он вырос в его тереме. Ел с его стола. Как же ему супротив благодетеля? Да то уж и не надо. Мне и так все ясно — Путислав виновен.
— И какую кару, ты ему назначишь? — Кивнул в сторону раненого Ярослав.
— Ему? — Вроде бы даже удивился Юрий. — Ему никакой! Его бы похвалить за верность господину. А вот его боярину… — Голос великого князя снова стал строже, но он, махнув рукой, угрозу не закончил.
— Да ну их всех! После об этом! Идем с тобой брат скорее помолимся!
Когда князья наконец-то ушли, Жилята первое время лежал неподвижно, пребывая в некотором ужасе от того,
