Напротив, вспоминая тело Пьеро, его смуглую кожу, то, как напрягались его плечи, когда я вцеплялась в них, неистово хватая его губы. При мысли о губах жаркая волна прокатилась по мне, оставляя следы выпуклых мурашек. Эти ощущения завладевали сознанием, отключая и возвращая к образу Пьеро. Странным было то обстоятельство, что ранее такого со мной не приключалось: ни с мальчишками, с которыми я украдкой целовалась, ни тем более с Иваном Удальцовым, зрелым и опытным мужчиной. С Удальцовым я могла вообще зайти чересчур далеко, если бы вовремя не опомнилась.
Я фыркнула от мерзкого отвращения, воспроизводя в памяти отвратительные руки начальника, блуждающие по моей груди, развязно сжимающие соски пальцы, хриплое дыхание над ухом. Как он прислонил мои руки к себе, желая заставить делать для него гадости, как скользкий язык царапал кожу. Если тогда я не чувствовала ничего, будто не имела нервных окончаний и душевных переживаний, то сейчас спустя месяцы ощутила тошнотворное до боли чувство не только к Удальцову, но и к самой себе, к своей слабости. Оскверненная его похотью, пошлыми помыслами, я встала под горячие струи воды и принялась смывать с себя эту грязь. Как я могу думать о Пьеро, пока каждый сантиметр моей кожи кричит о помощи? Под обжигающим потоком натирала мочалкой тело до красных полос и остановилась, почувствовав пощипывание. Если бы было возможно смыть взгляды Удальцова и других мужчин, я бы непременно избавилась бы и от этого, как от проклятой блузки, выброшенной в мусорное ведро.
На следующий день Удальцов заявился в прокуратуру разряженный – в новеньком темно-синем костюме, белой рубашке и темном галстуке. Он позволил себе в честь первого дня отпуска поспать с утра подольше и навестить подчиненных ближе к обеду. Я приметила его еще из окна, когда автомобиль припарковался к крыльцу. Пока он задерживался, в моей душе теплился огонек надежды на то, что начальник не появится, но напрасно. Удальцов сдержал слово. До самой последней минуты я не показывала носа из кабинета, прислушиваясь к шагам в коридоре – не остановились ли рядом с дверью – и облегченно выдыхала, когда они уносились дальше по коридору. Пару раз доносился его голос совсем близко, он смеялся и радовался.
От внезапно распахнутой двери я окаменела, даже перестало биться сердце. Иван Николаевич прошелся по кабинету и встал у меня за спиной, наклоняясь слишком низко и касаясь щекой моих волос.
– Все в порядке? – чуя мое напряжение, почти прошептал начальник. – Как прошел вечер?
– Превосходно. – Холодно ответила я.
– Твой молодой человек остался доволен? Ты же его не разочаровала, как разочаровываешь в последнее время меня?
Молча, намертво стиснув зубы, я через плечо всучила его идиотскую докладную записку. Пусть читает и радуется! Его глаза вспыхнули, а губы скривились в довольной ухмылке. Очень, очень сильно я надеялась, что совсем скоро его назначат прокурором в любую другую прокуратуру, и он исчезнет навсегда из моей жизни. Быстро пробежав глазами по документу, начальник одобрительно кивнул.
– Зайди ко мне через десять минут, – приказным тоном сказал Удальцов, крутанувшись вокруг себя.
Отсчитав пятнадцать минут, только тогда я поднялась и зашагала в ненавистный кабинет. Удальцов находился в кабинете не один, за столом расположился пожилой мужчина, тот самый карлик, который спас Удальцова от несчастного случая. Начальник представил меня и указал на место за столом, добавив:
– Дверь закрой.
Меня это насторожило. Закрываться? Что за тайное общество? И что тут делаю я? Осторожно присев на стул, я обратилась во внимание. Гость оказался начальником отдела кадров областной прокуратуры. Мужчины разговаривали о прокурорской деятельности, о знакомых коллегах, смеялись над профессиональными шутками. Было заметно, что Удальцова карлик уважал, а тот, наоборот, вел себя подчеркнуто расслабленно, будто перед ним находилась не большая шишка, а очередной рычажок для исполнения желаний, и только стоит щелкнуть пальцами, как карлик превратится в добрую фею-крестную. Я помалкивала, изредка вытягивая скованную спину, и не понимала смысла своего присутствия.
Через длительное время Удальцов поднялся со своего места и пересел рядом со мной, продвигая стул так близко, что коленями коснулся моих. Я инстинктивно отодвинулась, не акцентируя внимания сидящего напротив толстячка. Удальцов продолжал лепетать о том, о сем, когда без тени стеснения положил ладонь на мое колено. Мгновение я ошарашенно смотрела под стол, пока рука ласкала колено, поднимаясь выше. Удальцов, перехватив мою попытку дернуться, впился пальцами в бедро, что наверняка после такой хватки останутся приличные синяки. Его взгляд приказывал мне не дергаться и продолжать наслаждаться, после чего, по его мнению, очень чувственно принялся продлевать пытку с того места, на котором остановился. Пальцы по-хозяйски проникли под платье и резко надавили мне между ног.
С этим движением капли моего терпения испарились. Я спокойно поднялась, не задумываясь о его руке, успел он ее спрятать или она так и осталась висеть в воздухе, и на глазах карлика отвесила смачную пощечину Удальцову, что тот чуть не свалился со стула. Уходя, я громко хлопнула дверью, заставив рухнуть со стены от стыда портрет президента.
Как же меня бесило все происходящее вокруг! Эти люди, все и всех покупающие! Прекрасный спектакль, задуманный Удальцовым, разбился как деревянная лодка о мыс. Привести меня сюда, как на рынок перед начальником отдела кадров, наглядно показать, какой властью Удальцов наделен. Его пожелание и одно из рабочих мест мое, и за барскую милость он четко обозначил цену. Может быть, ранее произошедшее меня ввергло бы в ужас, накатила паническая атака, и я не смогла бы найти выход. Но сейчас я почувствовала облегчение, во-первых, что больше не ощущала слабости рядом с начальником, во-вторых, от горящей ладони, которой врезала по морде этого подонка. Никому не позволено распоряжаться человеческими судьбами, в частности, моей! Пусть Удальцов дорастет хоть до прокурора Вселенной, я с удовольствием плюну ему в лицо при встрече! С гордо поднятой головой, прошагала до кабинета, где с утра работала. Закрыв дверь, я казалась себе национальной героиней, только вот страх выдавали трясущиеся колени, трепыхающееся сердце и пересохшее горло.
Удальцов влетел в кабинет разъяренный, сокрушая и пиная расставленные столы и стулья. Безумным рывком он сорвал с себя галстук и отшвырнул его в сторону. Воздух в кабинете накалился до предела, черкани спичкой, как все взлетит к чертям. Я заходилась от дрожи, при этом лицом стараясь показать невозмутимое спокойствие или даже полное равнодушие к приступу ярости начальника. Смотрела на его перекошенное лицо, с какой ядовитой злобой сочились уста, произнося мерзкие оскорбления. Но чем его слово было крепче, тем крепче становилась моя сила духа.
– Ты меня посмешищем решила выставить? Считаешь себя уникальной? Только не думай! До тех баб, которые подо мной были тебе расти и расти!
– Лучше подумайте о тех, под кем вы были! – плюнула вырвавшейся фразой я прямо ему в лицо. Удальцов тяжело вздохнул и лихорадочно потянулся к вороту рубашки, ослабляя пуговицы. На его лице одновременно отразился переливом российский триколор – от белизны до красноты. Он стал медленно надвигаться на меня, и только тогда я почувствовала реальную опасность, исходящую от мужчины.
– Ты бы прикусила свой поганый язычок, или это сделаю я! Забыла с кем имеешь дело?
– Лучше быть немой без языка, чем лизать им чужие задницы, а потом ею же и расплачиваться!
Я не успела и глазом моргнуть, как Удальцов подлетел и одним движением, навалившись
